Смерть консулу! Люцифер
Шрифт:
— Должен вам сказать по секрету, что моя жена когда-то водила знакомство с отчаянными разбойниками...
Эмилия снова нахмурилась и обменялась с Леклером недовольным взглядом. Между ними как-то невольно устанавливалось молчаливое согласие. Не замечая ничего, Лербур продолжал свою болтовню.
— А теперь я их всех принимаю, как лучших покупателей, хотя с них и трудно что-нибудь получить. Вот, например, за мадам Богарне прежде, когда она ещё не была женой генерала Бонапарта, числился здесь большой долг, который она, впрочем, теперь ещё увеличила. Но теперь уж это деньги верные, и я готов продать ей в кредит весь мой магазин, если она пожелает.
— Господин Лербур, пожалуйте сюда, — раздался голос внизу на лестнице. — Пришли за перчатками, которые заказывал генерал Ланн.
— Иду. Позвольте оставить вас с женой, гражданин. Я сейчас возвращусь.
Оставшись наедине с молодой женщиной, Сан-Режан приготовился вести обычный бессодержательный разговор. Но она вдруг задала ему вопрос:
— Г-н Сан-Режан, почему вы скрываетесь под вымышленным именем и зачем вы явились в Париж?
Сан-Режан не мог скрыть изумления. Тем не менее он отвечал спокойно:
— Прошу вас верить, что причины, заставившие меня переменить имя, не имеют ничего предосудительного. Я не преступник... Я скрываюсь потому, что моя жизнь была бы в опасности, если б полиция открыла меня.
— Все заговоры, вечно шуаны?
— Пока король не вернётся на свой трон, мы будем сражаться с его врагами и будем считать за честь подвергаться за него опасностям. А m-llе де Племер, выйдя замуж за г-на Лербура, стала якобинкой?
— Я никогда не изменяла своим чувствам и осталась роялисткой, как и мой муж, который питает отвращение к революционной партии. Но я должна вам сказать, что он предан правительству консулов. Он ждёт от них восстановления порядка.
— Я постараюсь запомнить лишь то, что вы мне сказали относительно ваших личных чувств. С меня этого довольно.
— Не думайте, что я могу одобрять насилие.
— Вовсе нет. Наши планы самые мирные. Мы хотим дойти до первого консула, чтобы столковаться с ним. Мы его совсем не знаем. Каковы его намерения и мечты? Честолюбив ли он? Желает ли он счастья Франции? Вот что нам хотелось бы услышать из его уст. Когда всё это выяснится, тогда мы будем действовать, смотря по обстоятельствам.
— Но каким образом вы рассчитываете добраться до него?
— Мы и приехали в Париж только для того, чтобы завязать знакомство с кем-нибудь из его окружения. Нам известно, что генерал Бонапарт настолько же интересуется нашими планами, насколько мы его намерениями. Его политика в данное время колеблется между якобинцами и роялистами... Оппозицию правительству он приписывает якобинцам, а Фуше, наоборот, обвиняет в этом роялистов. Свидание между нами и первым консулом поможет рассеять недоразумения и будет способствовать общему умиротворению.
— Дай Бог! Если нужно только известить о вас первого консула, то я могу это устроить.
— О, вы оказали бы нам огромную услугу.
— Но нужно быть уверенной, что вы сказали только правду.
— Неужели вы считаете меня способным злоупотреблять вашим доверием?
Эмилия взглянула на молодого человека. Он имел достойный вид. Тем не менее она решилась держаться осторожно.
— Я имею сношения с мадам Бонапарт и бываю в Тюильри, когда хочу, благодаря её камеристкам. Мне ничего не стоит сообщить ей о ваших проектах. Она имеет склонность и, вероятно, свои расчёты покровительствовать старинной знати и уже добилась от мужа разрешения вернуть некоторых эмигрантов... Кажется, теперь она хлопочет о восстановлении религии во Франции, хотя сама она и не очень набожна. Если хотите, я могу попросить её устроить вашу встречу с генералом Бонапартом.
— Позвольте мне сначала посоветоваться. Нужно, чтобы никто из окружающих генерала не знал, кто мы. Достаточно, если Фуше только пронюхает о нас, как мы будем арестованы прежде, чем увидимся с генералом Бонапартом.
— Отлично. Посоветуйтесь с вашими друзьями и когда вы решитесь на что-нибудь, то положитесь на моё уменье. А пока ни слова об этом. Вот идёт мой муж...
— Генерал Ланн, — начал простодушно появившийся Лербур, — запутался в своих делах. Он очень гордится своими солдатами. Не дав себе труда испросить нужный кредит, он заказал для всей гвардии новые мундиры, и взбешённый генерал Бонапарт объявил, что он заставит его заплатить из своего жалованья, и теперь он просил отсрочить ему платёж за галуны и вышивки, которые мы поставляли. Но, конечно, всё это уладится... Собратьям по оружию незачем ссориться...
— Однако, говорят, Бонапарт был неумолим к генералу Массена.
— Да, но это потому, что тот слишком уж... грел руки в Италии. Бонапарт заставил его вернуть... И этот любимец победы даже плакал. Он любит денежки! Удивительна судьба всех этих людей. Мюрат был служителем в гостинице, Ожеро — учителем фехтования, Массена — контрабандистом, Ней — бочаром. Сам Бонапарт...
— Тише, друг мой, — с улыбкой перебила его m-mе Лербур. — Он гений, а это освящает всё!
— Женщины за него, г-н Леклер. Берегитесь нападать на него в их присутствии. А, вот нас зовут уже к обеду.
На пороге той самой двери, через которую вошла m-me Лербур, появилась служанка. Молодой человек, предложив руку Эмилии, направился в комнаты торговца в сопровождении мужа следовавшего за ними.
В те времена, по французскому обычаю, обедали в полдень. В столовой Лербуров была уже заметна роскошь, уничтоженная было революцией. Серебро было извлечено из тайников, и стол свидетельствовал о зажиточности хозяев.
— Садитесь, дорогой мой, — сказал Лербур, указывая Сан-Режану место между собою и женой. — У меня найдётся такое вино, что заставит вас забыть все гостиницы. Выпьем за наш союз... Жаль, что нет здесь вашего товарища, он славный человек. Если он привезёт из Шаронты какой-нибудь старой водки, то пусть он поделится со мной.
— Я ему скажу.
— А пока мы воздадим должное моему бургонскому. Вот шамбертен. Такой же, какой пьёт первый консул. Всё оказалось возможным перевернуть во Франции, только вино нельзя было испортить, а это уже много!
Сидя за столом торговца, Сан-Режан с интересом слушал признания, в которых рассыпался Лербур. Он понимал, что в его словах отражались чувства парижан среднего сословия, которые ему важно было знать. Это являлось довольно точным указанием для Гартвелльского двора, мечтавшего о реставрации. Он понимал, что с желаниями и стремлениями масс нужно считаться. Пережив террор, пожелает ли возрождающееся французское общество переменить систему и вернуться к монархии? И теперь ему стало ясно, что Бонапарт произвёл на буржуазию впечатление силы и власти, без которых не может держаться порядок.