Смерть королей
Шрифт:
— Куда отправляются лошади? — поинтересовался я.
— Лошади? — отозвался озадаченный Свитвульф, но потом понял, почему я задал этот вопрос. — Их посылают на рынок во Франкию. Мы здесь разводим хороших лошадей.
— Ты разводишь лошадей?
— Олдермен Сигельф, — сказал он.
— И Сигельф здесь правит, — заметил я, — а его сын ведет переговоры с датчанами.
Епископ вздрогнул.
— По твоим словам, — сказал он осмотрительно.
Я повернулся к нему.
— А его сын был влюблен в твою дочь, — произнес я, — и поэтому ненавидит Эдварда.
— О Боже, — тихо промолвил Свитвульф и перекрестился. В его глазах были слезы. — Она была девчонкой, глупой девчонкой, но приносящей радость.
— Мне жаль, — сказал я.
Он сморгнул слезы.
— И ты присматриваешь за моими внуками?
— Да, они на моем попечении.
— Я слышал, что мальчик болезненный, — его голос звучал встревоженно.
— Просто слухи, — заверил я его. — Оба здоровы, но для их же здоровья будет лучше, если олдермен Этельхельм будет думать противоположное.
— Этельхельм — неплохой человек, — произнес епископ с неохотой.
— Но он перерезал бы твоим внукам горло, если бы имел возможность.
Свитвульф кивнул.
— Какого цвета их волосы?
— Мальчик темноволос, как отец, а девочка белокурая.
— Как моя дочь, — прошептал он.
— Которая вышла замуж за этелинга Уэссекса, — напомнил я, — отрицающего это. И Сигебрит, отвергнутый возлюбленный, отправился к датчанам из-за ненависти к Эдварду.
— Да, — тихо согласился епископ.
— Но потом присягнул Эдварду, когда Этельволд сбежал на север.
Свитвульф кивнул.
— Я слышал.
— Можно ли ему доверять?
Прямота вопроса выбила Свитвульфа из колеи. Он нахмурился и неловко поменял позу, потом взглянул в окно на ворон, шумящих на траве.
— Я бы не стал ему доверять, — тихо произнес он.
— Я не расслышал тебя, епископ.
— Я бы не стал ему доверять, — сказал он громче.
— Но это его отец — местный олдермен, а не Сигебрит.
— Сигельф — тяжелый человек, — епископ снова понизил голос, — но он не глупец, — он взглянул на меня с несчастным видом. — Я буду отрицать, что сказал всё это.
— Ты слышал наш разговор? — спросил я Финана.
— Ни единого слова, — ответил тот.
Мы остались на ночь в Хрофесеастре и на следующий день с приливом вернулись в Лунден. От воды веяло прохладой — первый признак приближающейся осени, я вытащил своих людей из таверн нового города и оседлал лошадей.
Я намеренно держался в стороне от Фагранфорды, так как она находилась слишком близко к Натангравуму, и повел свое маленькое войско на юго-запад по знакомым дорогам, пока мы не достигли Винтанкестера.
Эдвард удивился и обрадовался мне. Он знал, что я все лето не был в Фагранфорде, поэтому не спрашивал о близнецах, вместо этого рассказав о том, что сообщила ему его сестра.
— Они здоровы, — сказал Эдвард. Он пригласил меня на пир. — Мы не подаем отцову еду, — заверил он меня.
— Какое счастье, господин, — ответил я. Альфред вечно подавал пресные блюда, состоящие из жидких бульонов и вялых овощей, а Эдвард, по крайней мере, знал толк в мясе.
Его нынешняя жена, полная и беременная, была здесь, а ее отец, олдермен Этельхельм, был, очевидно, самым доверенным советником Эдварда.
Священников было меньше, чем при Альфреде, но на пире присутствовала, по меньшей мере, дюжина, среди которых был и мой старый друг Уиллибальд.
Этельхельм весело поприветствовал меня.
— Мы боялись, что ты станешь провоцировать датчан, — заявил он.
— Кто? Я?
— Они притихли, — сказал Этельхельм, — и лучше их не будить.
Эдвард взглянул на меня.
— Ты бы разбудил их? — спросил он.
— Я, господин, — произнес я, — отправил бы сотню твоих лучших воинов в Кент. Затем я отправил бы еще две-три сотни в Мерсию и построил бы там бурги.
— Кент? — спросил Этельхельм.
— В Кенте неспокойно, — ответил я.
— Они всегда доставляли неприятности, — пренебрежительно произнес Этельхельм, — но они ненавидят датчан так же сильно, как и мы.
— Кент должно защищать ополчение, — заявил Эдвард.
— А лорд Этельред может построить бурги, — заявил Этельхельм. — Если датчане придут, мы будем наготове, но нет смысла тыкать в них острой палкой. Отец Уиллибальд!
— Господин? — Уиллибальд привстал из-за одного из низких столов.
— Есть уже известия от наших миссионеров?
— Будут, господин! — ответил Уиллибальд, — Я уверен, будут.
— Миссионеры? — спросил я.
— Среди датчан, — сказал Эдвард. — Мы обратим их.
— Мы перекуем датские мечи на орала, — сказал Уиллибальд, и сразу после его обнадеживающих слов прибыл гонец. Это был запачканный грязью священник, приехавший из Мерсии, его отправил в Уэссекс Верферт, бывший епископом в Вюграчестере.
Мужчина мчался во весь опор, и в зале воцарилась тишина, пока мы ждали от него сообщения. Эдвард поднял руку, и арфист убрал пальцы со струн.
— Повелитель, — священник преклонил колени перед помостом, на котором стоял высокий стол с горевшими на нем свечами, — хорошие вести, мой король.
— Этельволд мертв? — спросил Эдвард.
— Господь велик! — произнес священник. — Век чудес еще не прошел!
— Чудес? — спросил я.
— Похоже, есть древняя гробница, повелитель, — объяснил священник, глядя на Эдварда, — гробница в Мерсии, и ангелы явились туда, чтобы предсказать будущее.
Британия будет христианской! Ты будешь править от моря и до моря, повелитель! Там ангелы! И они принесли божественное пророчество!