Смерть королей
Шрифт:
Внезапно хлынул поток вопросов, который Эдвард остановил. Вместо этого они с Этельхельмом опросили посланника, выяснив, что епископ Верферт отправил к гробнице доверенных священников, и они подтвердили явление с небес.
Посланник не мог скрыть своей радости.
— Ангелы говорят, что датчане станут христианами, и ты, повелитель, будешь править всем английским народом!
— Видишь? — отец Коэнвульф выжил той ночью, когда ушел молиться с Этельволдом, потому что его заперли в конюшне, а теперь
Он смотрел на меня:
— Видишь, лорд Утред! Век чудес еще не прошел!
— Слава Богу! — произнес Эдвард.
Гусиные перья и трактирные шлюхи. Слава Богу. Натангравум стал местом для паломничества.
Сотни человек приходили туда, и большинство оставалось разочарованными, потому что ангелы появлялись не каждую ночь, даже целые недели проходили, а из склепа не возникало свечение и никакие странные песнопения не шли из его каменных глубин, но потом ангелы снова появлялись, и долина, лежащая у подножия гробницы в Натангравуме, наполнялась эхом молитв жаждущего помощи народа.
Лишь нескольким людям было дозволено входить в склеп, и они выбирались отцом Кутбертом, который проводил их мимо вооруженных воинов, охранявших древний курган.
Эти люди были моими воинами, во главе которых стоял Райпер, но на вершине холма развевалось знамя Этельфлед с изображением довольно неуклюжего гуся, каким-то образом держащего крест в одной из перепончатых лап и меч — в другой.
Этельфлед была убеждена, что Святая Вербурга хранит ее, так же, как эта святая когда-то сохранила пшеничное поле, отогнав от него стаю голодных гусей.
Это считалось чудом, в таком случае, я тоже чудотворец, но слишком благоразумный, чтобы заявить об этом Этельфлед.
Это знамя с гусями предполагало, что стража принадлежит Этельфлед, и что все, допущенные внутрь склепа, находились под ее защитой, в это можно было поверить, потому что никто не предположил бы, что Утред Нечестивый охраняет место христианского паломничества.
Пройдя мимо стражи, посетитель подходил ко входу в склеп, освещавшийся ночью тусклым светом свечей, в котором были видны две кучи черепов, по одной с каждой стороны низкого сводчатого прохода.
Кутберт преклонял вместе с ними колени, молился с ними, а потом приказывал снять оружие и кольчуги.
— Никто не может войти к ангелам с оружием, — говорил он сурово и, как только ему подчинялись, предлагал посетителям выпить из серебряного кубка. — Пейте до дна, — приказывал он.
Я ни разу не попробовал этот напиток, приготовленный Луддой. Моих воспоминаний о напитке Эльфадель было более чем достаточно.
— Он унесет их в мир грез, — объяснил Лудда, когда я нанес один из своих редких визитов в Туркандин.
Этельфлед приехала со мной и настояла на том, чтобы понюхать напиток.
— Мир
— Их стошнит пару раз, госпожа, — отметил Лудда, — но и мир грез тоже.
Не то чтобы им нужны были эти грезы, но как только они выпивали, а Кутберт замечал, что их взгляд затуманился, он позволял им вползти в длинный проход склепа.
Внутри они видели каменные стены, пол и потолок, и с каждой стороны — комнаты, наполненные грудой костей, освещенные свечами, но впереди были ангелы.
Три ангела, а не два, прижавшиеся друг к другу в конце прохода, с великолепными перьями крыльев.
— Я выбрал трех, потому что это священное число, господин, — объяснил Кутберт, — как Святая Троица.
Гусиные перья были приклеены к камню в форме веера, так что при тусклом свете их легко можно было принять за крылья.
Лудде понадобился целый день, чтобы правильно расположить перья, а потом троих девушек обучили тому, что им предстоит делать, что заняло добрую часть месяца.
Когда приходили посетители, они тихо пели. Кутберт обучил их музыке, которая звучала мягко и как во сне, немногим громче мурлыканья и без слов, просто звуки, которые отдавались эхом в маленьком каменном помещении.
Мехраса была центральным ангелом. Ее темная кожа и черные волосы придавали ей таинственный вид, и Лудда добавил загадочности, приклеив несколько вороньих перьев среди гусиных.
Все три девушки были одеты в простые белые платья, а темную шею Мехрасы обвивала золотая цепь.
Люди глазели в благоговенном трепете, в чем не было никакого чуда, потому что все трое были красавицами. Обе франкийки были белокуры и голубоглазы.
Они были видениями в темноте гробницы, хотя обе, как поведал мне Лудда, были склонны хихикать в самый торжественный момент.
Посетители, вероятно, никогда не замечали этого хихиканья. Странный голос, принадлежащий Лудде, казалось, исходит из камня.
Лудда монотонно повторял, что гости стоят перед ангелом смерти и двумя ангелами жизни и что они должны адресовать свои вопросы ко всем троим и ожидать ответа.
Эти вопросы были очень важны, потому что они говорили нам о том, что хотят знать люди, но большинство, конечно, были вполне тривиальными. Достанется ли им наследство от родственника? Каковы виды на урожай?
Некоторые были душераздирающими просьбами о сохранении жизни ребенка или жены, некоторые — мольбами о помощи в судебном деле или в разрешении ссоры с соседями, и на все Лудда отвечал, прилагая все свои усилия, в то время как три девушки тихо пели заунывную мелодию.
Потом возникли более интересные вопросы. Кто будет править Мерсией? Будет ли война? Придут ли датчане на юг и захватят ли земли саксов?