Смерть меня подождет
Шрифт:
– - Вы завтра уходите на пункт?
– - всполошилась Нина.
– - Да. Я должен быть к вечеру у Михаила Михайловича на правобережном гольце. Ему нужны данные наблюдений смежных пунктов, чтобы подсчитать неувязки в треугольнике. Пишет, что не может отнаблюдать направление на Сагу, где сейчас Трофим, пирамида проектируется на дальние горы и плохо заметна.
– - А это не хорошо? Я ведь не разбираюсь в геодезии.
– - Если он так и не сможет в инструмент, даже с большим оптическим увеличением, четко увидеть пирамиду, то придется организовывать
Нина не сводит с меня глаз.
– - С гольца, куда вы идете, видна пирамида, где сейчас находится Трофим?
– - Видна. А что?
– - Так просто, -- отвечает она и не сводит с меня глаз.
– - Потерпи, немного осталось, -- уговариваю я ее.
Люди расходятся по палаткам. Гаснет костер, и тьма окутывает стоянку. От реки, дождавшись полночи, ковыляет белым медведем туман.
– - Иди, Нина, спать. Ты устала. У тебя сегодня столько впечатлений!
– - Боюсь -- усну и не проснусь. Не верится, что человеку бывает так хорошо на земле, как мне у вас. Спокойной ночи.
– - И она, вздрогнув от озноба, скрывается под пологом.
Затаилась тайга на груди онемевшей земли, закуталась в сизый туман.
Опять запах апорта. Это Нина подложила мне под подушку еще одно яблоко. Ну что ж, спасибо! Откусываю снежную мякоть, и снова ее аромат возвращает меня в сад моей юности, к сверстницам-яблоням...
Слышу, в темноте крадутся шаги к моему пологу. Кто-то осторожно касается рукою ситцевой стены.
– - Можно к вам?
– - слышу шепот Нины. Я поднимаю край полога.
– - Садись вот сюда, на мешок.
Нина шарит в темноте руками по брезенту, ощупывает место, садится, опускает за собою полотнище полога. Меня обдает горячим дыханием.
– - Что случилось?
– - Возьмите меня завтра с собою на голец.
– - Да ты с ума сошла! Это далеко, и тебе без привычки не подняться туда.
– - Поднимусь, честное слово, поднимусь!
– - Не вижу, ради чего обрекать тебя на муки. Изорвешься, а то и искалечишься, тогда не отчитаться перед Трофимом! Нет, и не уговаривай!
В молчании Нина нащупывает мою руку, крепко жмет.
– - Возьмите, здесь я пропаду в ожидании Трофима.
Чувствую, как трудно не согласиться с нею.
– - Право, не знаю, что с тобою делать?
Она наклоняется к моему лицу, целует в щеку, исчезает за пологом в темноте.
– - Не радуйся преждевременно!
– - кричу я ей вслед.
Михаил Михайлович пишет, что он еще не теряет надежды отнаблюдать Сагу без световых сигналов, ну а если этого не добьется? Упустит время -- и это будет пагубным для нас. Тут нельзя рисковать и одним днем. Решаюсь завтра утром заранее отправить необходимое оборудование на пункты. Таких пунктов четыре, в том числе и Сага. Трофиму пошлю письмо, пусть он задержится на гольце до окончания работы. Это будет надежнее. Как я сразу не догадался! Ведь на всех пунктах сейчас работают люди, и им ничего не будет стоить подать свет.
Утром слышу голос Улукиткана:
– - Пошто долго спишь, разве не пойдешь на голец?
– - Сейчас, Улукиткан, встану. Собирай оленей.
Над лагерем густо-синее и удивительно спокойное небо, какое бывает здесь только в эту позднюю осеннюю пору. Из-за леса поднимается солнце, и природа, еще не утратив сонного покоя ночи, раскрывается перед ним во всем своем великолепии.
Я стою с полотенцем в руках, не налюбуюсь. Сколько света! Как чудесно мешается тяжелый пурпур осин с ярко-зеленой хвоей стлаников, омытых ночным туманом. В густых космах увядшей травы горят разноцветные фонарики...
Нина уже встала. Я застаю ее на реке за чисткой посуды.
– - Каким чудесным утром встречает тебя первый день!
– - кричу я, далеко не дойдя до берега.
Нина кивает головой.
– - Рано встала, боялась, что вы уйдете без меня.
– - А я ведь раздумал брать тебя на голец.
Ее лицо мгновенно омрачается.
– - Зачем же без меня решили этот вопрос?
– - Пользуюсь данной мне властью.
– - Но если вам дано право отменять свои решения, то вы можете и восстанавливать их?
– - Конечно.
– - Тогда я иду с вами на голец!
– - Ты с первого шага убедишься, что сделала глупость, -- говорю я.
– Посмотрю, что на тебе останется, бедная женщина! В каком виде предстанешь ты хотя бы перед Михаилом Михайловичем.
– - Не сердитесь, постараюсь и перед Михаилом Михайловичем не потерять женского достоинства.
– - Послушайся доброго совета, останься в лагере и, чтобы не было скучно, наведи тут порядок. Как видишь, мы, мужчины, не очень-то требовательны к себе в условиях таежного общежития.
– - Клянусь всеми богами -- как вернемся, займусь лагерем: выскоблю, вымою, расчищу...
– - Вот уж не думал, что ты такая упрямая.
Пригнали оленей. Надо торопиться, путь не близкий. Петя Карев отправит без меня фонари и гелиотропы на пункты вместе с предписанием о подаче света.
Омрачает мошка. Она сегодня чуть свет приступила к своим обязанностям. Уже с утра засовываю голову в накомарник и, видимо, на весь день.
III. С нами Нина. Тороплю геодезистов. Лагерь под останцем. Ночные наблюдения. Охота за снежными баранами.
Караван ведет Улукиткан. Мы с Ниной идем позади. Продвигаемся вверх по галечному берегу Маи. Солнце уже обогрело тайгу. Горы отступили. В море света долина кажется слишком широкой и плоской. Вдоль русла, далеко до скал, тянется стеною лес, отодвинутый от реки половодьем.
Мы не торопимся. Нину разбирает любопытство. Диво для нее и болтовня кедровок, и тайга в брызгах позолоченной листвы, и неожиданный всплеск хариуса. То она остановится, прислушивается к шуму переката, точно пытается что-то угадать в этих ломких звуках. То вдруг, пробудившись, догоняет нас с радостным криком.