Смерть меня подождет
Шрифт:
– - Утром я не ошибался, не должно быть дождя, да, видно, небо решило иначе. Еще послушай старика: если дождь придет в ночь, то выпадет снег.
Вместе выходим на перевал. И с запада, из-за Джугджура, выползла туча, ее белизна слепит глаза. Еще больше потускнело небо...
Уже два часа, скоро время наблюдений, а я еще далеко от пункта. На седловине мы расходимся со стариком, он направляется в лагерь, а я иду гребнем на вершину, к Михаилу Михайловичу. Так ближе.
Отрог, по которому я поднимаюсь на вершину, к пункту, завален крупными обломками, кое-где торчат скалы. Тороплюсь, иду
Тороплюсь. С трудом карабкаюсь по шатким камням. Но уже близка вершина. На пункте меня давно заметили. Там двое. Кажется, Нина.
– - Скорее идите сюда! У Трофима горит свет, -- кричит она, обрадованная.
– - Мы ему сообщили, что я здесь!
– - Вот и хорошо, -- отвечаю я.
– - Дьявол меня дернул пойти по гребню да еще с грузом, -- и я, собрав остатки сил, схватился руками за последний выступ.
– - Тебя, кажется, с полем, дружище?!
– - кричит Михаил Михайлович, помогая мне выбраться на площадку.
– - Иди ты к бесу со своим полем -- я еле ноги волочу.
Он бесцеремонно стаскивает с меня рюкзак, развязывает, достает жареный кусок мяса, отщипывает край, угощает Нину, отщипывает себе и аппетитно жует.
– - Надо было больше поджарить, -- с усмешкой кольнул Михаил Михайлович.
– - Это вместо благодарности? Нина, проследи-ка, чтобы он не слишком распускал аппетит.
Нина смеется.
– - Как думаешь, Миша, тучи не помешают? Посмотри, как раздуло их.
Его рот занят, и он неопределенно мычит.
С севера продолжает набегать холодными порывами ветер. Черно-лиловые тучи, соединившись, захватили полнеба к северо-западу от нас. Под их темным сводом блекнут в сумрачной синеве далекие хребты. Воздух сух. Солнце еще удерживает за собой узкую полоску у горизонта.
– - Чувствуешь, Миша, зимой веет с севера. Надо поскорее убираться отсюда, выпадет снег, не ахти как уютно будет тут, в поднебесье!
– - Сегодня закончим, нам ведь нужна одна ночь. А тучи пройдут, с севера они обычно не задерживаются.
– - Хорошо, что ты так уверен, -- успокаиваюсь я.
Перед нами горы, залитые солнцем. Их западные гребни, урезанные сумрачными тенями, кажутся отвесными стенами. А ниже, куда веками стекаются камни, виднеются исполинские осыпи, и кое-где бродит по щелям холодный туман. Далеко направо, ближе к Охотскому морю, вздымается голец Сага, весь испещренный черными впадинами. На его тупом конусе виден солнечный зайчик -это Трофим дает отраженный солнечный свет зеркалами гелиотропа. Такие же светящиеся зайчики видны еще на трех господствующих вершинах, расположенных южнее и севернее, на расстоянии 25 -- 40 километров от нас.
Остается с полчаса времени до того, как прекратятся дневные колебания воздуха, влияющие на точность наблюдений. Мы терпеливо ждем.
– - Ты бы хотела теперь поехать в Баку?
– - спрашиваю я Нину, намеренно стараясь увести ее в прошлое.
– - Непременно съездим с Трофимом. Об этом я часто думаю. Теперь там уже нет ни тех подвалов, ни карьеров, ни Хлюста... Да и о нас забыли, как о прошлогоднем ветре. И все же интересно будет увидеть знакомые места, взглянуть на них другими глазами.
– - Когда мы работали в Дашкесане, я как-то привел Трофима в милицию с крадеными часами. Следователь упорно расспрашивал о каком-то беспризорнике, Ермаке, которого они усиленно тогда разыскивали.
Нина встрепенулась.
– - Ермак?.. Его давно нет в живых, он умер и для нас, и для милиции, -и на ее лицо легла грусть воспоминаний.
– - Кто же он был?
– - Хороший парень, а для тех, кто его искал, -- главарь беспризорников.
– - А ты сожалеешь о том времени?
– - Я о нем теперь редко вспоминаю. То были другие, трудные, годы. Важно, что мы с Трофимом пережили бурю, вернулись к жизни, нашли новых друзей и еще будем с ним счастливы. Но нам нелегко достался этот перелом.
Михаил Михайлович поднимается к инструменту Туча надвигается на нас, тяжелой глыбой давит на землю. Под нею, в ожидании чего-то недоброго, распластались огромные каменные кряжи. У дальнего их края, где в темноте слились тучи с горизонтом, в бликах молний хлещет дождь. Но над нами еще солнце и лоскут прозрачной синевы.
Даю всем сигнал: "Приступаем к наблюдениям".
Михаил Михайлович быстро диктует отсчеты. Я еле успеваю записывать, вычислять. На какое-то время мы с ним забываем про погоду, про горы, про свое существование. И вдруг над нами бездной света разрываются небеса, и, точно пронзенная разрядами, вздрагивает земля. Откуда-то издалека, снизу, доносится кудахтающее эхо обвала.
Снова тишина, выжидающая, долгая.
– - Теперь можно и передохнуть, -- говорит Михаил Михайлович, снимая инструмент и укладывая его в ящик.
Я делаю в журнале последнюю запись. Вот-вот туча накроет закатное солнце. Даю сигнал на пункты зажечь фонари, и мы все трое сбегаем под карниз, следим оттуда за страшным небом. Его близость, его неодолимое молчание вызывают невольную боязнь.
Как жалок и беспомощен ты, человек, перед этой грозной стихией!
Отяжелевшие тучи ползут низко над горами, окутывая землю мазутной чернотой. От мрака сдвинулись вершины хребтов. Что-то будет -- это ощущение ни на минуту не покидает нас. И вдруг блеск, почти кровавый, и в то же мгновение над нами раздается оглушительный удар. Что-то с треском сыплется с неба и, отдаляясь, где-то в провалах заканчивается глухим аккордом. Снова рвется небо, опаляя нас ярким светом, еще и еще падает на вершины удар за ударом. Голец вздрагивает. Нина, бледная, растерянная, прижимается ко мне. Она впервые видит так близко грозовые тучи, их разгул.
Ливень накрывает вершины крылом. Все крепче дует ветер. Угрожающе грохочут небеса. Вспышки молний неотделимы от разрядов. Какая сокрушительная сила в тучах!
Снизу к нам приближается непрерывный шум Резко похолодало. Вместе с дождем падает на камни град, все гуще, все крупнее. Он налетает шквалами, за десять минут отбеливает хребты.
Гроза отходит на северо-запад, и оттуда доносится непрерывный рокот разгневанных туч. Следом уплывает темнота, вместе с ливнем и ветром. Еще несколько минут, и мы приходим в себя, но ощущение какого-то невероятного физического напряжения не оставляет.