Смерть меня подождет
Шрифт:
Собаки прорываются вперед, но быстро возвращаются, значит, там чужие. Кто же это может быть?
С трудом выбираемся к реке. На берегу, под толстой лиственницей, дымится костерок, рядом с ним, подпирая спиной ствол дерева, сидит молодой парень. Он что-то достает из тощей котомки, кладет в рот и лениво жует. Во взгляде, которым он встретил нас, полное равнодушие. Он даже не встал, будто ему было лень пошевелить длинными ногами. Кучум подошел к нему, бесцеремонно обнюхал, посмотрел нахально в глаза и, решив, что человек свой, лег рядом. Это был рабочий из нашей экспедиции.
– - Здорово! Откуда идешь?
– - спросил его Василий Николаевич.
– - Откуда бы ни шел -- там меня уже нет.
– - Ишь ты, ершистый какой, и здороваться не хочешь? Звать-то тебя как?
– - Ну, Глеб...
– - Имя подходящее. Что же ты тут делаешь?
– - Вчерашний день ищу.
– - Да ты, парень, опупел, что ли, делом спрашиваю -- куда идешь?
– повторяет сдержанно Василий Николаевич.
– - В жилуху...
– - бурчит недовольно тот.
– - Видать, широко шагаешь, штаны порваны да и подметок не осталось, -говорит ему Василий Николаевич и оборачивается ко мне.
– - Останавливаться придется, чего-то неладное с парнем. Да и время уже обедать.
Мы быстро развьючиваем оленей, но животные не идут кормиться, так и остаются возле дымокуров. Меня очень встревожила эта неожиданная встреча. В поведении Глеба какая-то странность. Не случилось ли чего в подразделении? Разные мысли полезли в голову.
– - Ты у Глухова работал?
– - спрашиваю я.
– - У него.
– - Где же он сейчас?
– - По речке Лючи двинулся вверх.
– - Разве на Окононе закончили работу?
– - Кончили, иначе не поехал бы на Лючи.
– - А ты почему не пошел с отрядом?
– - Ну чего пристали? Не пошел, и весь сказ. Что я, пленный, что ли?
Глеб молча встал, расшевелил ногою костер и, не поднимая головы, уперся взглядом в огонь. В позе упрямство. Длинные руки кажутся ненужными, он не знает, куда их деть. Ноги тонкие, слабые. Лицо до крови изъедено комарами. Достаточно взглянуть на носки развалившихся сапог, перевязанных веревочкой, на разорванную штанину, чтобы увидеть беспомощность этого человека.
– - Как же это ты, собравшись в такую дальнюю дорогу, не запасся шилом, дратвой и иголкой для починки, ведь через пять километров будешь голый и босый?!
– - спрашивает Василий Николаевич.
– - И неужели ты думаешь, что отсюда можно человеку, не знающему местности, выбраться?
– - На плоту уплыву...
– - упрямится тот.
– - На плоту? А знаешь ты, как вяжется плот и можно ли по Зее плыть? За первым поворотом пропадешь,
– - Э-э, какой люди!
– - возмущается Улукиткан.
– - Куда идет -- не знает, что слепой. Тут дурной тайга, кричи, зови, никто не придет...
– - Зачем ты ушел от Глухова? Что, произошло у вас?
– - Говорю -- ничего, ушел и все!
– - Чего вы к парню пристали?
– - улыбается Трофим.
– - Сейчас пообедаем, настроение у него исправится, он и сам все расскажет.
Пока готовили обед, я заглянул в его рюкзак и поразился, с каким мизерным запасом продовольствия этот человек решил пересечь огромное пространство, отделяющее
– - Как же ты, Глеб, хотел сделать плот?
– - спрашиваю я.
– - Ведь у тебя и топора нет!
– - Натаскал бы валежника...
– - Из валежника плоты не вяжут, сразу на дно пойдешь. Нужен сухостой, а его без топора не возьмешь. Глеб молчит, но взгляд его отмяк.
– - Может, закурить дадите?
– - говорит он просящим, извиняющимся тоном.
– - Давно бы так, а то лезешь поперек. Садись рядом. С хорошим человеком приятно посидеть, -- приглашает Василий Николаевич.
– - Вот тебе кисет, закуривай. Бумажка есть?
– - Ничего у меня нет...
– - Ну и путешественник! Сколько тебе лет?
– - Восемнадцать.
– - Внуки есть?
От неожиданности Глеб смеется, широко раскрывая зубастый рот.
– - Да ты ведь веселый парень, чего притворяешься!
– - и Василий Николаевич протягивает ему сложенную узкой лентой газету.
Все стали сворачивать цигарки.
Не курил Глеб, видимо, долго. Глотает дым жадно и рассматривает нас помутневшими глазами.
Нам ничего не оставалось, как взять его с собою, независимо от того, хочет он этого или нет. Хорошо, что все так удачно сложилось, иначе он погиб бы, не пройдя и одной трети намеченного расстояния, -- развязка настала бы куда раньше: тайга безжалостна к беспомощным!
После обеда мы сразу стали готовиться в путь. Животные так и не покормились. В лесу предгрозовая духота и комариный гул. Я предложил Глебу привязать свою котомку на вьюк оленя, еще не зная, как он будет реагировать на наше решение взять его с собою. Парень повиновался.
По молчаливому сговору он стал нашим спутником.
Трудно поверить, чтобы здравомыслящий человек мог рискнуть отправиться отсюда один, не зная пути, без продуктов. Вечером я дам распоряжение Лемешу срочно посетить подразделение Глухова и выяснить обстоятельства, при которых ушел от него Глеб.
Было пять часов, когда караван добрался до отрогов и взял направление на Становой.
Глеб отставал, и нам часто приходилось останавливаться, дожидаться его. Какое-то удивительное равнодушие жило в этом парне.
– - Ты пошевеливай ногами, всех задерживаешь, -- кричит ему Василий Николаевич.
Но ему хоть бы что!
Тучи несли на могучих плечах дождь, воздух холодел. Далеко над хребтом сверкала молния.
Улукиткан с опаской поглядывал на небо, поторапливал уставших животных.
– - Ему непременно хотелось дотащиться до устья реки Лючи, там и место затишнее, и хороший корм для оленей. Вот караван вынырнул из высокоствольной береговой тайги, прошел краем горы и уперся в отрог, обрывающийся небольшой скалой у реки. Это и было устье Лючи.