Смерть на Невском проспекте
Шрифт:
— Знаешь, по этому поводу я бы на твоем месте так уж не веселился. Ты поосторожней, Наташа. Никогда не знаешь, на что они нацелятся в следующий раз. Лучше расскажи мне о великих княжнах. Какие они?
— Девочки? — Наташа на мгновенье смолкла и улыбнулась. — Они милые, Миша, на самом деле милые. Их держат в строгости, они сами заправляют свои кровати, образцово ведут себя за столом, у них английские гувернантки и даже мебель английская. И у старших вдвое меньше карманных денег, чем у меня, когда я была вдвое их младше.
— И о чем они с тобой говорят? Или о чем ты разговариваешь с ними?
— Сразу видно, господин Шапоров, вы давно не перечитывали циркуляр о придворном церемониале. Мне стыдно за вас! Зарубите себе на носу: запрещено обращаться к членам императорской семьи, пока они сами не заговорят!
— Тогда скажи мне, — не сдался Михаил, — о чем они говорят
— Вот это уже не так весело. Именно тут видны пробелы в их воспитании. Только подумай! Бедняжки вряд ли когда обедали в ресторане. Никогда не делали покупок в модных магазинах на Невском. На отдых они едут либо в Крым царским поездом, в плотном окружении охраны, либо в круиз по Балтийскому морю, в плотном окружении морских офицеров, отобранных строго по признаку преданности царскому дому. У них такие же представления о жизни простого русского народа, как о жизни человека на Луне! Я, как ты понимаешь, не из простого народа, но они ничего не знают и о том, как растут дети в нашем с тобой кругу. Они думают, что все русские похожи на тех крестьян, которые стоят вдоль железнодорожных путей, чтобы помахать им, когда они проезжают мимо. Их родители убеждены, что русский народ обожает и царя, и всю императорскую семью скопом, и думают, что верноподданнических чувств не разделяют только снобы и декаденты здесь, в Петербурге. Больше всего девочки любят, когда я описываю им какой-нибудь большой — галантерейный, например, — магазин, как что там устроено и какие где товары. В особенности про наряды готовы слушать часами. Еще одна любимая тема — меню в модном ресторане. И еще можно часок-другой провести за подробнейшим описанием моего личного гардероба.
— Тебя послушать, так они несчастные, обделенные дети! Ты что, в самом деле так думаешь?
— Честно говоря, да. Родители их любят, без всякого сомнения любят, но не понимают, что лишают их жизни. И, знаешь, Миша, есть еще одно обстоятельство, — тут девушка понизила голос и оглядела библиотеку так, словно агент охранки мог прятаться за томом Вольтера или Руссо. — Мальчик! Наследник! С ним что-то не так! Не знаю что, я даже думаю, они и сами не знают, но это серьезно, очень, очень серьезно!
— Что значит — с ним что-то не так? Что ты хочешь сказать? Он что, не начал ползать или что там полагается младенцу в его возрасте?
— Нет, дело не в этом, Миша. Несколько раз он болел. Не спрашивай меня, как и чем, но в таких случаях у мадам Алекс лицо делается еще длинней, чем обычно, Его Величество выглядит так, словно все займы рухнули разом, и из Петербурга приезжает целый поезд врачей. Буквально. Однажды у нас в Александровском дворце за день побывало семь профессоров!
— И это тоже не разгоняет твоей скуки? Совсем не веселят чинные доктора, которые приезжают осмотреть цесаревича? А что говорят о нем его сестры? Они вообще знают, что происходит?
— Думаю, что с них взяли слово молчать. Или пригрозили урезать порцию печенья за чаем. Ни слова не говорят. Тут еще кое-что случилось недавно, и я не знаю, как это трактовать. Пропали два яйца, самые красивые.
— Яйца? Пропали? Какие яйца? Особые романовские яйца от особых романовских несушек? — Михаил только руками развел: жизнь царского семейства со стороны производила довольно странное впечатление. Даже он, по убеждениям монархист, хотя и сомневающийся, не был уверен, что в Царском Селе обстановка такая, какая и должна быть.
— Извини, пожалуйста, Миша, мне следовало объяснить толком, — рассмеялась Наташа. — Речь идет о драгоценных пасхальных яйцах работы придворного ювелира Фаберже. Каждый раз на Пасху Его Величество заказывает два новых яйца, одно для своей матери, Марии Федоровны, другое для супруги, мадам Алекс. Так вот, одно из пропавших яиц называется «Великий Сибирский железный путь в 1900 году». Это — чудо! По центру яйца — пояс, на котором выгравирована карта Российской империи, по ней прочерчена Транссибирская магистраль, ее начали строить в 1891 году, чтобы связать европейскую часть России с азиатской. Недостроенные участки пути отмечены пунктиром. Ну а внутри, представь себе, крошечная модель поезда из золота и платины. В составе вагон-церковь Святой Ольги (в честь которой названа старшая из царевен), паровоз с рубиновым фонарем и бриллиантовыми фарами и еще четыре вагончика с окошками из горного хрусталя. На каждом вагоне надпись — ее можно рассмотреть только в лупу! На первом — «Прямое сибирское сообщение», на втором — «Для дам», на третьем и четвертом — «Для курящих», «Для некурящих», указаны количество мест и класс вагона. Но мало того! Есть еще золотой ключик, и если механизм завести, то поезд, сверкая бриллиантовыми фарами, приходит в движение и проезжает несколько метров!
— И ты сама видела, как он ездит, да, Наташа?
— Нет, я — нет, но девочки видели. Они говорят, это поразительно! Второе яйцо не такое затейливое, но все равно замечательное. Называется «Королевские дворцы Дании», и если открыть его, то увидишь восемь картинок с изображением восьми дворцов, в которых живала матушка царя, когда была девочкой. Это яйцо открытым я видела сама, и оно очень красивое.
— И куда ж они делись?
— Не знаю! — Наташа с тревогой взглянула на стенные часы над дверью. — Вот только что были тут, в особой стеклянной горке вместе с другими яйцами — и вот их нет. И никто, кажется, по этому поводу не беспокоится! Может, не замечают? А теперь мне пора идти, Миша, или будут неприятности. Опоздаю и, чего доброго, отловят меня у входа и запрут вместе с другими убивцами! Ты меня проводишь?
— А как же, конечно, провожу, — рассмеялся Михаил. — Как насчет того, чтобы в следующий раз встретиться в Царском Селе? И можно, я возьму с собой моего нового друга лорда Пауэрскорта?
Лорд Фрэнсис Пауэрскорт был не слишком доволен тем приемом, который его новость имела в британском посольстве. Де Шассирону, конечно, вся эта коллизия на руку: он, Пауэрскорт, привнес новизну, остроту и даже некоторую опасность в посольскую жизнь, ведя которую так легко впасть в позерство и скуку. Де Шассирону что, он обрадуется всякому свежему лицу, с которым можно потолковать, поделиться своими саркастическими заметами, поумничать, посудачить. С де Шассироном все в порядке. Посол — вот с кем проблема. Вчера за завтраком де Шассирон дал ему убийственно резкую оценку.
— Отслужил свое в Вашингтоне, его милость, да, не первым номером, правда, но вторым отслужил. Вашингтон, кстати, был единственным местом, где он мог изъясняться на языке страны так же хорошо, как аборигены. В Париже, куда его после назначили послом, он опозорился своим слабым французским, дипломатическим и деловым. Потом был послом в Германии, где оскорбил половину правительства тем, что в нужный момент не отдал чести на каком-то нелепом параде, затеянном столь же нелепым кайзером. И вот теперь он в Петербурге, и намерен просидеть здесь не меньше двух лет. А уж там можно будет вернуться в Лондон, чтобы принять у бесцветного сэра Джереми Реддауэя должность постоянного секретаря Форин-офиса. Он и без того сэр Джаспер Колвилл, а теперь появится возможность воплотить амбиции жены и возвыситься до лорда Колвилла из… где у него там поместье? В Тутинг-Бэке? — с нескрываемым презрением говорил де Шассирон. — Или в Клэпхэм-Коммон? Но вы, Пауэрскорт, — тут де Шассирон откинулся в кресле и провел рукой по волосам, обнаружив в очередной раз, что зарождающаяся плешь никуда не исчезла, — вы представляете для его милости проблему. Мертвый британский дипломат ему решительно ни к чему. Хлопотные переговоры с местными властями приветствуются еще меньше. Его милость вполне устроило бы, чтобы Мартин остался под невским льдом, если он, конечно, там, и чтобы тело нашлось не раньше, чем его милость вернется домой — вступить на свою новую должность и занять свое место в палате лордов. Как только вы пойдете к нему с чем-то конкретным, он сразу очень расстроится. Все, что может осложнить или испортить отношения Его Величества с русским царем, в этом посольстве крайне не одобряют. Вы можете ему очень навредить, если в этой истории с Мартином обнаружится что-то серьезное. Можно даже сказать, что некоторым образом вы держите в руках будущее его милости.
Теперь же трое джентльменов сидели у посла в кабинете, пили английский чай и ели сандвичи с огурцом. Посол за свою жизнь навидался коллег, которые, впав в презренные обычаи тех стран, где служили, позорно забывали о том, кто и что они такое. Посол восседал за огромным письменным столом, и Пауэрскорта вдруг озарило, что все посольство обставлено диванами, креслами, столиками, стойками для газет по образцу какого-нибудь лондонского клуба с Пэлл-Мэлл [8] , да хоть «Атенеума» [9] .
8
Улица в центральной части Лондона, на которой расположено несколько известных клубов.
9
Один из самых известных клубов в Лондоне, был основан в 1824 году; его члены — в основном ученые и писатели.