Смерть на Невском проспекте
Шрифт:
— Они говорят, — засмеялся Михаил, — что вы настоящий чертов конокрад и что они донесут на вас, как только выйдут из поезда.
Этим же вечером, прежде чем улечься в постель, Пауэрскорт набросал письмо, которое посол должен был одобрить, подписать и утром отправить. Адресовано письмо было царю, и в нем со всеми подробностями описывалось все, что случилось с Пауэрскортом и его командой: угон лошадей, порка, полное отсутствие уважения, причитающегося гражданам Соединенного Королевства в целом и представителю Министерства иностранных дел Его Величества в частности. Как бы понравилось русским, риторически вопрошал он, если бы
Ибо назавтра в одиннадцать утра в британское посольство явился донельзя расстроенный, только что не в слезах, Михаил Шапоров. Наташа, сказал он усталому Пауэрскорту и де Шассирону, ослепительному в новой парижской сорочке, Наташа исчезла! Ее подруга этим утром была в городе, и она рассказала, что Наташа заметила за собой слежку, какие-то военные ходили за ней по пятам. Возможно, они ее и арестовали. Неужели с ней будут обращаться жестоко? Не дай Бог!
— Она ведь уже исчезала раньше, не так ли, — как мог мягко сказал Пауэрскорт, — и благополучно появилась потом, верно?
— Это было потому, что наследник болел, милорд, — ответил Михаил. — Сейчас это не так, он здоров.
Де Шассирон видел, как расстроен молодой человек. С первого взгляда было ясно, что он в Наташу влюблен. Де Шассирон и сам был не прочь в нее влюбиться. Весьма вероятно, что то же самое испытывали и все офицеры эскадрона, квартирующего поблизости от Александровского дворца.
— Вы не думаете, что они могут отыграться на Наташе за то, что произошло с капитаном и прочими в прошлую ночь? — терзаясь, спросил Шапоров.
Эта мысль уже приходила Пауэрскорту в голову. Он взглянул на часы. Брошенный на полдороге поезд уже должны были обнаружить. Возможно, нашли и изувеченное тело Шатилова. Потребуется некоторое время, чтобы восстановить ход событий и понять, как капитан встретил свой конец. Естественным будет предположить, что его убил кто-то из англичан, а не то, что он погиб, столкнувшись с мостом. Пауэрскорт в упор смотрел на гравюру с изображением Королевского колледжа в Кембридже, висевшую над письменным столом де Шассирона, с позднеготической капеллой, которая в этом городке скептиков и ученых служит бастионом любви человека к Богу. Он так и видел, как де Шассирон разгуливает там по травке, в шапочке и мантии, ведет ученые дискуссии. Небось возит эту гравюру с собой, куда б ни назначили, как напоминание о славной юности.
Позже Пауэрскорт признался Джонни, что именно эта гравюра подвигла его принять решение. Потому что, переводя взгляд с нее на де Шассирона, он уже знал, как поступит.
— Нам остается только одно, — проговорил он. — Посол уже отослал, надеюсь, то письмо, которое я набросал для него вчера ночью. Там ни слова ни про сражение в поезде, ни про бесславную гибель капитана — что, я думаю, правильно. Любое упоминание об этом имело бы, на мой взгляд, самые неприятные последствия. Да кто они такие, эти англичане? Что они тут делают? Наверное, шпионы. Нет, даже наверняка шпионы! И что же случилось с героическими защитниками царя и отечества, когда они обратились к этим злодеям и попытались традиционными
— Тут вы, пожалуй, правы, Пауэрскорт, — протянул де Шассирон. — Вас вполне могут посадить, и кто знает, сколько лет пройдет, прежде чем дело дойдет до суда. Прошлой ночью вы разгуливали по крышам поезда. Это очень полезный опыт. Может, ввиду того обстоятельства, что эти люди охраняют дороги и железнодорожные пути, вам лучше и уехать отсюда таким же образом?
— Да будь я проклят, если покину эту страну тайком, как преступник! — воскликнул Пауэрскорт. — Но самое важное сейчас — это выручить Наташу. Пойду разбужу Джонни, и мы отправимся к Хватову, на Фонтанку.
Де Шассирон посмотрел на него как на ненормального.
— И что вы намерены там делать? Занять один из чудных казематов со всеми удобствами, которых так много у них в подвале?
— Позвольте мне изложить это дипломатическим языком, де Шассирон. Я намерен от лица правительства Великобритании провести переговоры, целью которых является скорейшее освобождение мисс Бобринской, большого друга британского Министерства иностранных дел и британского правительства.
— Ну, в такой трактовке она выглядит как настоящая английская шпионка, — развел руками де Шассирон. — Это будет медвежья услуга, Пауэрскорт, которая только усугубит ее положение. Нет, на мой взгляд, разумней пустить дело на самотек. Сделать мы все равно ничего не можем. Переговоры в охранке — бесплодные мечты. С какой стати эти люди станут нам помогать?
— А я думаю, тут вы не правы. Я даже уверен в этом. Хватов уже просил меня о встрече, чтобы обсудить мою встречу с царем. Вот я и предложу ему информацию — и не обязательно всю, что у меня есть, — в обмен на немедленное освобождение Наташи.
— Но ведь он не станет вмешиваться в дела других разведывательных служб! — воскликнул де Шассирон.
— Дорогой мой, — рассмеялся Пауэрскорт, — это одно из условий существования конкурирующих организаций. Они ненавидят своих соперников больше, чем своих врагов. Могу спорить, что в охранке терпеть не могли ни покойного капитана Шатилова, ни представляемую им лавочку. Чем больше конкурент компрометирует себя перед властями, тем больше влияния у охранки.
— И как много вы собираетесь им рассказать? Больше, чем мне или послу? Учтите, это будет крайне неблагородно!
— Ну что вы такое говорите! — рассердился Пауэрскорт. — Вам прекрасно известно, что мне дано четкое указание докладывать о результатах расследования исключительно премьер-министру и только ему одному. В настоящий момент, как бы мне ни хотелось ввести вас в курс дела, де Шассирон, я просто не вправе этого сделать. В общем, посмотрим, — сказал он, вставая с места. — Сделайте одолжение, составьте мне компанию, Михаил. Хватов прекрасно говорит по-английски, но кто знает, с кем еще нам придется столкнуться на пути.
Хватов был один в своем кабинете на четвертом этаже. Злодейского вида полковник Корчин, надо полагать, трудился в поте лица своего в подвале.
— Как вы любезны, что нашли время зайти! — промурлыкал генерал. — А вы, надо полагать, знаменитый Джонни Фитцджеральд! И Михаил Александрович здесь, на тот случай, если я забуду какое-нибудь английское слово! Вы пришли, как обещали, лорд Пауэрскорт, наутро после вашей аудиенции у царя. Как вы добры! Просто чрезвычайно добры!