Смерть на Параде Победы
Шрифт:
Прямо с совещания Алтунин снова отправился в кадры к Семихатскому. Майор, увидев его, насупился, но все же соизволил выйти в коридор.
— Ты мне работать дашь? — без капли радушия осведомился он. — Сказал же уже…
— Одним глазком, — улыбнулся Алтунин. — Я все понимаю, но это же сущая мелочь. Сделай исключение Назарыч, будь ты человеком. Мне ж для дела, а не просто так, чтобы было о чем с ребятами лясы точить.
— Не имею права! — уперся Семихатский.
— Я тебя когда-нибудь о чем-то просил? — мягко укорил Алтунин.
—
— Было дело, — скромно ответил Алтунин, удивляясь тому, как быстро, прямо-таки молниеносно, распространяются по Управлению новости.
— Устрой мне с ним свиданку, — попросил Семихатский. — И сделай так, чтобы то, что я ему передам, он смог бы в камеру пронести.
— Я тебе, Назарыч, про Фому, а ты мне про Ерему! — рассердился Алтунин. — Я тебя прошу папочку мне показать, а ты какую-то хрень выдумываешь! Как будто первый день служишь и не знаешь, как что делается!
— Но я же тебя ни разу ни о чем не просил, — на лице кадровика заиграла довольная улыбка. — А?
— Я к тебе по-человечески… — начал было Алтунин, но продолжать не стал — посмотрел укоризненно Семихатскому в глаза, махнул рукой и ушел…
Спустя час к Алтунину, допрашивавшему задержанного этой ночью виолончелиста, пришла секретарша начальника МУРа, полногрудая и очень серьезная девушка Вера, уже который год готовившаяся поступать на юридический.
— Что трубку не берете? — строго поинтересовалась она. — Александр Михайлович немедленно вас требует!
Алтунин снял трубку со стоящего на столе аппарата, поднес ее к уху, но ничего не услышал. В последнее время телефоны то и дело выходили из строя. Завхоз, в ответ на претензии, разводил руками и заводил речь о грядущей замене линии, но сроков предусмотрительно не называл.
В приемной начальника МУРа Алтунин увидел майора Ефремова.
— Вас тоже вызвали? — вырвалось у него.
Память лихорадочно перебрала грехи и упущения, из-за которых могло нагореть обоим. Вроде бы ничего такого в этом году не случалось. Странно.
Ефремов не успел ничего ответить, потому что Вера уже открыла дверь, ведущую в кабинет, и сухо пригласила:
— Проходите, товарищи.
Прошли, то есть вошли, сели по обе стороны длинного стола для совещаний.
— Курите, — буркнул комиссар и, подав пример, задымил «Герцеговиной».
Майор Ефремов тоже закурил. Алтунин не курил с тех пор, как пуля пробила ему легкое. Попробовал, было дело, невзирая на запреты врачей, но сразу же начал задыхаться и вообще было невкусно.
— Догадываетесь, зачем вызвал? — тоном, не предвещавшим ничего хорошего, спросил комиссар. — Какие будут предположения?
Примерно так спрашивают у задержанных преступников: «Ну, ты, конечно, догадываешься, почему тебя арестовали?» Бывает, что преступники ловятся на удочку и признаются в чем-то таком, о чем органам еще не известно. Опытные же отвечают нечто в таком духе: «Ты, начальник, меня задержал, тебе и предъявлять». Комиссару так не ответишь, догадки строить тоже не хотелось, поэтому Алтунин предпочел промолчать.
— Ладно, — спустя две затяжки, сказал комиссар. — Капитан, объясните нам, зачем вы пытались получить доступ к личному делу майора Джилавяна? Какие у вас были причины?
8
Начавшись с неприятного сюрприза, день закончился сюрпризом приятным. Алтунин шел домой под назойливо моросящим дождиком и заново переживал события сегодняшнего дня.
— Первое предупреждение, оно же и последнее, — сказал комиссар. — Вы, капитан, теперь у меня на карандаше. [19]
19
«Взять на карандаш» — выражение, означающее пристальное внимание с целью принятия каких-то мер в дальнейшем.
— Спасибо, Алтунин! — сдержанно поблагодарил начальник отдела, которому тоже досталось от комиссара. — Удружил, нечего сказать. Ты эти свои смершевские шуточки брось, здесь тебе МУР, а не фронт. И за порядком есть кому присмотреть! Гляди у меня, Алтунин, и если что, не обижайся.
— Ты что себе позволяешь?! — прошипел Джилавян, грозно вращая глазами, как это умеют делать только восточные люди, все же что-то армянское помимо имени и фамилии в нем было. — Ты думаешь, что ты вообще творишь?! Что за дикая выходка?!
Откуда Джилавян узнал о выходке, можно было не гадать — Семихатский, гадюка, заложил. Ни комиссар, ни майор Ефремов не стали бы сеять раздор в отделе, они наоборот, старались не допускать раздоров и счетов между сотрудниками.
— А что я мог сделать? — с вызовом спросил Семихатский, когда Алтунин пришел посмотреть в его бесстыжие подлые глаза. — У тебя своя должностная инструкция, у меня своя. О любом проявлении неправомочного интереса к секретной документации со стороны сотрудников обязан доложить руководству.
Что на это можно ответить? Ничего. Был хороший человек Назарыч, свой в доску, да весь вышел, исчез. Остался только майор милиции Семихатский, должностное лицо, соблюдающее установленные инструкции. Тело, одним словом. Не раз так случалось в жизни Алтунина — люди куда-то исчезали, оставляя вместо себя или на память о себе тела. Хуже всего, когда так поступали любимые женщины. Алтунин пережил подобное дважды, нелегко пережил, и очень надеялся, что отмучился на всю оставшуюся жизнь. Семихатский — что? Пустяки. Вот когда любимые предают, это да, это трагедия!