СМЕРТЬ НАС ОБОЙДЕТ
Шрифт:
Лисовский отложил щетку, которой чистил френч, выразительно похлопал себя по карману:
— Марки имеются.
— И шиллинги возьмите, — достал Занднер кожаное портмоне. — Счастливчики! Я люблю Вену, она веселее и солнечнее Берлина.
Вышли на улицу и зажмурились от непривычно яркого февральского солнца. Оно пригревало по-весеннему тепло и ласково, и на освещенном его лучами тротуаре людская толпа густела и замедляла шаг. Из мужчин — в основном военные в разноцветных мундирах и шинелях, женщины одеты менее ярко и более скромно, но на каждой косынка, или шляпка, или детали отделки одежды радуют глаз весенними красками.
Парни на голову возвышались над толпой, и Груздев не раз ловил на себе обещающие девичьи взгляды, но остался к ним равнодушен. Особой разницы между австрийцами и немцами пока не уловил, и недоверчиво внимал Костиным словам, что Австрия стала первой жертвой гитлеровской агрессии. Сам он имел о стране довольно смутное представление. Когда-то что-то о ней слышал, а что именно — никак не вспомнит. Да и столько стран и городов насмотрелся за последние месяцы, аж оскомина появилась. Внезапно они возникали и бесследно исчезали, не оставляя после себя ярких впечатлении, кроме одного, не проходящего, — чувства постоянной опасности.
Костя свеж, румян, оживлен, по-немецки о разбомбленном оперном театре рассказывает. Развалины забором огорожены, так люди в щелки заглядывают, рассматривают горы битого щебня. И Вену, видать, бомбят союзники без жалости. Выгоревшие коробки домов зияют провалами окон, всюду кирпич разбросан, черепица, немало зданий облизаны пожарами. Только кого ныне этим удивишь?
От собора святого Стефана лучами расходятся старинные узенькие улочки. Костя так и сыплет мудреными заграничными словечками: парламент, ратуша, биржа... Здания перегружены украшениями, нарядны, гармонируют с пышным, вычурным стилем барокко... И как он язык не сломает?
— Поехали в Венский лес, — потащил он Сергея к трамвайной остановке, — посмотрим прославленные Иоганном Штраусом места!
Куда Венскому лесу до арденнских чащоб? Там сам черт ногу сломит, а здесь все приглажено, вычищено, выметено до приторности. На невысоких холмах чистенько прибранные рощицы, деревцо к деревцу подобрано, надолбами торчат железобетонные столбы в виноградниках. Парни неторопливо шагали по опрятным дорожкам, разглядывая ажурные беседки, крохотные танцевальные площадки, а вышли к косогору, увидели подернутую полупрозрачной дымкой Вену. Кисейная пелена скрадывала расстояние, и казалось, до готических порталов собора св. Стефана рукой подать.
— Весной пахнет, — проговорил Сергей, разглядывая, темно-лиловое небо, переходящее к горизонту в васильковое. — У нас еще морозы свирепствуют, на масленку воробьи на лету замерзают...
— Я голову ломаю, зачем нас сюда привезли? — перебил его Костя. — Боюсь, как бы Скорцени не втравил нас в кровавую историю?
— Извини - подвинься, — похлопал Груздев по кобуре. — Сам при случае живым не выпрыгнет!
— Сережка, не прикидывайся дурнем. Скорцени у Гитлера в любимчиках ходит, а тот дураков при себе не держит. Он нас заведет, обведет и выведет, пока мы ушами хлопаем.
— Хватит, он и в натуре мне осточертел, — нахмурился Сергей. — Чем языком попусту алалакать, лучше червячка где-нибудь заморим.
— Отто сказал, что при гостинице хороший ресторан, там и пообедаем.
— Когда тот обед еще будет, если трех часов нет. Ноги до ресторана не дотянем.
Постояли, поглазели на Вену и спустились к небольшому ресторанчику. Заняли столик в полупустом зальце, подозвали официантку. Та сообщила, что без карточек можно выпить только по кружке пива. Костя еле уговорил принести им по шницелю.
— Разрешите присесть за ваш столик, господа! — раздался знакомый голос.
Сергей сперва оторопел, но машинально сунул руку под мундир. Гарри Сторн поспешно его остановил:
— Не стреляйте, оберштурмфюрер! Я безоружен и без злых намерений, иначе бы не решился к вам подойти.
— Откуда вас черт принес, майор? — удивленно уставился на него Лисовский.
— Капитан, — поправил его американец, — капитан... После того, как мы расстались на вилле, стал капитаном. И то хорошо! Пообещал исправить ошибку, потому и под суд не угодил... Я вижу, вас кормят в Вене не лучше, чем в наших лагерях военнопленных. Форменное надувательство! Фройляйн! — щелкнул он пальцами. — Подойдите!
Пока он разговаривал с официанткой, парни остолбенело таращились. Одет скромно и со вкусом. Костюм напоминает военную форму, безукоризненно сшит из хорошей шерстяной ткани, белоснежную рубашку оттеняет яркий галстук. По-прежнему самоуверен и напорист.
— Не поверите, а именно с вами мне и нужно встретиться, — усмехнулся Гарри. — Я расстался с вами, будучи самого высокого мнения о ваших способностях. Но мое восхищение возросло, когда вы сумели выбраться из Бельгии и попасть в команду оберштурмбаннфюрера Скорцени...
— Капитан, — бесцеремонно высказался Лисовский, — обстановка изменилась, и вы рискуете головой не ради комплиментов?
— Откровенно и по-деловому, — рассмеялся Сторн. — Вы делаете успехи, Герберт! Если вы задержитесь здесь на день-два, я покажу ту Вену, какую немцы не знают. Поймите, не в моих интересах желать вам плохое.
— Зато в ваших интересах скомпрометировать нас, — отпарировал Костя, — и держать на коротком поводке.
— Я же молчу, — холодной усмешкой блеснули глаза американца, — что вы скрыли от Скорцени воздушный бой с немецкими истребителями...
Сергей наблюдал за Гарри и поражался, как они схожи между собой — Бломерт, Скорцени и Сторн. Губы растянуты в улыбке, а взгляд недоверчивый, жесткий, прощупывающий. Гарри с потрохами выдал Перебейноса и часового, лишь бы свою шкуру спасти, а сейчас благородного человека корчит.
Официантка уставила стол тарелками, принесла две бутылки. Сторн разлил коньяк по рюмкам, а Сергею в стакан, показал, что помнит его привычки.
— Прозит! — выпив, принялся за еду.
Костя промолчал и даже не пригубил из рюмки, а Груздев не стал чваниться. От крепкого коньяка захватило дух, Сергей чуть не крякнул, но сдержался, и ткнул вилкой в салат. Ел с удовольствием, решив, что с паршивой овцы и клок шерсти хорош.