Смерть по уик-эндам
Шрифт:
— Да.
— Но вы побоялись сказать об этом, потому что хотели избежать скандала в баре, где вас никто не знает?
— Да.
— Но вы абсолютно уверены в том, что ваш бумажник украл именно этот человек?
— Да.
— Вы готовы дать показания в суде под присягой?
— Да.
Ловкач Хенки слушал этот довольно односторонний диалог с растущим изумлением.
— Эй, эй! — наконец завопил он, совершенно сбитый с толку. — Что это за цирк! Эй, Декок, вы пытаетесь меня облапошить! Это не по закону! Так не делают!
Брови Декока угрожающе зашевелились.
— Ах, тебя интересует, в чем дело? — с невинным видом поинтересовался он. — В том, что ты обчистил карманы этого господина. Только и всего.
Хенки нахмурился. Он знал Декока давным-давно, и их дорожки пересекались далеко не впервой. На сей раз детектив вел себя очень странно, и Хенки лихорадочно соображал, что бы это значило. Он заслужил кличку Ловкач не за одни только легкие, почти невесомые пальцы.
За всю его воровскую карьеру еще ни один лох ни разу не просек, как у него стибрили бумажник. Уж он-то, Ловкач, сечет свое дело. Этот козел Хофман заливает — с первого взгляда видно. Наверняка Декок велел ему талдычить только «да», и больше ничего.
Хенки чувствовал, что Декоку от него что-то нужно. Его глаза превратились в узенькие щелочки.
— А что, если я уйду в несознанку?
Декок сделал приглашающий жест.
— Тогда милости прошу в тюрьму! Сейчас же. Мне плевать, Рождество сегодня или нет!
Хенки призадумался.
— А что будет, если я сознаюсь? — наконец спросил он.
Декок дружески улыбнулся.
— Тогда… мы сможем обсудить это дело.
Взгляд Хенки перебегал с Декока на Хофмана и обратно.
— Нечего тут обсуждать! — сказал он, взмахнув для пущей убедительности рукой. — Не брал я бумажник!
Декок вздохнул.
— Жаль, что не придется отведать цыпленочка. Вкусный, наверное. А я ничего не ел с самого утра, да и господин Хофман тоже домой торопится. Но теперь, увы, придется сначала заполнять кучу бумаг, потом волочь тебя в участок… в общем, доберусь к себе черт знает когда…
Хенки чувствовал, что здесь есть какой-то подвох. Он хорошо знал полицейских, на собственной шкуре испытав, какие хитроумные методы они не брезгуют пускать в ход. Хенки понял, на что намекал Декок: господин Хофман не подавал никакого заявления.
— От тех двух сотен мало что осталось, — сконфуженно признался Ловкач, однако его физиономия тут же просветлела. — Зато… кое-какая их часть на кухне. Чуете?
Декок кивнул.
— По-моему, мы поняли друг друга. Куда ты дел бумажник?
— Выбросил.
— Вот так просто взял да и выбросил?
— Конечно, только после того, как вынул бабки.
— Это и так ясно. Но ты же не просто бросил его на улице? Может, у этой истории было какое-то продолжение?
Хенки снова помрачнел.
— Тяжкие сейчас времена, господин Декок. Волка ноги кормят. Я не мог заработать честно. А тут еще вся эта свистопляска с Рождеством…
—
Ловкач, не ответив инспектору, окликнул свою подружку.
— Принеси гостям цыплят. Эй, слышишь? Господин Декок не ел с самого утра! — Та рванула на кухню, повернувшись к ним спиной, прикрытой только тесемкой фартука. — Присаживайтесь, господа, — засуетился Хенки. — В ногах правды нет. Сейчас все будет.
Декок сел за стол, Хофман последовал его примеру.
— Но ты так и не ответил на мой вопрос, — напомнил Хенки инспектор.
Тот недовольно поморщился.
— Приперло вам копать, да? Мало мне проблем!
Декок потер лицо. Он знал, что с Хенки требуется терпение. Давить на него бесполезно. Если Ловкача спугнуть, то он начнет упрямиться, и из него не вытянуть больше ни слова.
— Послушай, Хенки, — спокойно, по-деловому начал он, — я не собираюсь тебя сажать. Да и господин Хофман не будет против, если ты полакомишься цыпленком, купленным за его счет. Но взамен я хочу услышать правду. Как ты раздобыл дамскую сумочку?
Ловкач безнадежно махнул рукой, явно не собираясь продолжать бессмысленные препирательства.
— Я так понял, бумажник и сумочка попали к вам вместе. Да, я их свистнул. Так вас интересует еще и сумочка?
— Совершенно верно.
— Плевое дело. Стащил из машины.
— Где?
— У Императорского канала. После того как я… позаимствовал бумажник, я отправился навестить свою матушку. Она живет за Джентльменской улицей.
— А я-то думал, твоя матушка скончалась. По крайней мере, раз сто.
Ловкач нетерпеливо отмахнулся.
— Господин Декок, это же работа. Без дураков. Я обожаю свою матушку, и она все еще в добром здравии. В бумажнике господина Хофмана были почти две сотни. Совсем неплохо. Вот я и подумал: пусть старушка получит подарок на Рождество. Ну, сказано — сделано. Я пробыл у мамаши, как минимум, пару часов. А по пути домой решил проверить парковку на Императорском канале. Никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь, верно? В общем, в одной тачке я приметил сумочку — она лежала на заднем сиденье. Я попробовал дверцу — так она даже не была заперта. Ну и что мне оставалось делать? Я просто-напросто не мог ее там оставить! Это было бы как-то даже не по-людски…
— Ладно, допустим. Что было потом?
— Ну, ясное дело: достал бабки из сумочки, пересчитал. Там было не шибко много — всего несколько гульденов. Разгуливать с чужим бумажником мне беспонтово, поэтому я положил его в сумку и оставил ее у подъезда. Смекнул, что рано или поздно их найдут. Зачем бросать в канал? Вдруг людям понадобятся документы? Мне-то они ни к чему.
— Какое редкое благородство! — осклабился Декок.
— А что, нет?! — возмутился Хенки. — Так и есть. Зачем мне создавать лишние проблемы людям? Бабки я стырил, а больше ничего и не надо.