Смерть под парусом (пер. Гольдберга)
Шрифт:
Лишь старания Финбоу делали чаепитие более или менее терпимым; его упорное нежелание вести себя так, словно произошло что-то необычное, не давало остальным преступить границы вежливости, которые еще как-то держались. Однако в самом конце именно Финбоу спровоцировал вспышку раздражения. Он заварил второй чайник по собственному рецепту и, потягивая напиток соломенного цвета, пробормотал свою неизменную фразу:
— Лучший в мире чай.
— Если вы еще раз это произнесете, Финбоу, я закричу, — громко сказала Тоня.
Уильям
— Вам пора бы понять, что манерность — особенно абсолютно бессмысленная и глупая манерность — должна раздражать людей, вынужденных жить в подобных условиях. Неужели вы начисто лишены воображения? Или вы делаете это специально?
— Уильям, — запротестовал я, — Финбоу — мой гость. Я не могу допустить…
— Да, мне известно, что Финбоу ваш гость, — перебил он. — Но хотел бы я знать… — Уильям выдержал паузу, — что он тут делает.
Я увидел, как зрачки Филиппа расширились, а пальцы Тони впились в стул.
— Что он тут делает? — повторила Тоня.
— Зачем он сюда явился? — продолжал Уильям. — Дураку ясно, что в такой ситуации — хуже не придумаешь! — нам ни к чему незнакомцы. Зачем он приехал? Разве что, — Уильям ухмыльнулся, — это его профессия.
Смех Финбоу казался абсолютно непринужденным.
— Вот что бывает, мой дорогой Уильям, — сказал он, — когда читаешь слишком много рассказов об убийствах. Начинаешь подозревать детектива в каждом, кто выглядит не слишком умным. Уверяю вас, что я именно тот, кем представляюсь. Мне нравится наблюдать за Алоизом Биррелом — а кому не нравится? В детективном романе, однако, я бы оказался либо знаменитым сыщиком, либо убийцей. Мне не подходит ни то ни другое.
— Что вы здесь делаете? — отрывисто спросил Уильям.
Финбоу оставался безмятежным.
— Приехал как друг Йена, на случай если смогу быть ему полезен. Кроме того, в моих силах избавить вас от некоторых неприятностей общения с официальными властями. Подробности обо мне можно найти в справочнике «Кто есть кто». Там я появился в основном потому, что редактору требовалось заполнить пробел между Финбергом и Финбургом. Однако если я кого-то раздражаю, то могу вас покинуть. Остановлюсь в деревне.
— Глупости, — сказал Кристофер. — Неизвестность заставила Уильяма забыть о здравом смысле, если он у него когда-нибудь был. Разумеется, вы никуда не уйдете, Финбоу.
— Конечно, нет, — тихо сказала Эвис. — Уильям должен извиниться.
— У тебя все прекрасно, — с горькой улыбкой ответил ей Уильям. — Что бы ни случилось, ты не переживаешь.
— Вы должны остаться, Финбоу. — Филипп выглядел явно бодрее, чем в начале чаепития.
— Останусь, — улыбнулся Финбоу. — Хотя бы ради того, чтобы досадить Уильяму.
— Хорошо, — сказала Тоня. — Давайте забудем об этом. Предлагаю включить граммофон и потанцевать.
Все согласились; они согласились бы на все, что угодно, лишь бы отвлечься от убийства. Мы с Финбоу наблюдали, как Уильям управляется с граммофоном, и слушали завывание фокстрота. Тоня с Филиппом медленно кружились в танце, а Эвис напряженно замерла в объятиях Кристофера. Под печальные такты фокстрота я любовался Филиппом и Тоней, которые танцевали так, словно на двоих у них было две ноги. Эвис склонила голову на плечо Кристофера; глаза девушки были обведены темными кругами, однако ноги точно и грациозно повторяли движения партнера.
Потом я заметил стоящую в дверях миссис Тафтс — толстую, бледную, с поджатыми губами.
— Бесстыдство! — воскликнула она, когда музыка смолкла.
— Глупости, — возразила Тоня, но миссис Тафтс уже было не остановить.
— Я полагала, что даже люди, не уважающие законы Божьи… — Она бросила на меня яростный взгляд. По какой-то причине именно мне доставалось ее глубочайшее презрение: видимо, Биррел сказал ей, что подозревает меня в убийстве. — Что даже такие люди сохранили достаточно благопристойности, чтобы прекратить этот неприличный, греховный танец, когда бедный мертвый джентльмен еще не предан земле!
Все выжидали, надеясь, что в спор ввяжется кто-то другой. Финбоу, обычно предпринимавший попытки унять миссис Тафтс, смотрел в окно с подобием улыбки на губах. Молчание нарушил Кристофер.
— Миссис Тафтс, если вы произнесете еще хоть слово, я буду вынужден написать мистеру Уильямсону, — решительно заявил он.
— Я отвечу мистеру Уильямсону, что выполняю свой долг, — отрезала миссис Тафтс. — Я скажу ему, что больше никто не согласится жить в одном доме с убийцей!
Тут в разговор вступил Филипп — с веселой развязностью, не наблюдавшейся с самого утра.
— Не советую ссориться с нами, миссис Тафтс!
— Что вы сказали, молодой человек? — вскрикнула экономка.
— Не советую ссориться, — небрежно повторил Филипп. — В противном случае мы расскажем мистеру Уильямсону, что видели вас вместе с сержантом Биррелом в компрометирующих обстоятельствах.
Миссис Тафтс издала какой-то хлюпающий звук, а затем, к нашему глубочайшему удивлению, стала пунцовой. Филипп фыркнул, и экономка, сопя, выскочила из комнаты.
— Когда я умру, — сказал Филипп, — надеюсь, вы вспомните об этом добром деле.
После бегства миссис Тафтс вся компания мужественно имитировала взаимную терпимость. Уильям вновь включил граммофон, и Финбоу с Тоней закружились в вальсе. Кристофер взял газету, а я пригласил на танец Эвис. Она была словно перышко в моих руках, и я радовался, что можно танцевать молча, просто наслаждаясь музыкой. Последние дни стали для нас суровым испытанием — приходилось внимательно следить за словами и фразами друг друга, каждая из которых могла стать признаком развязки. Как тяжело было этой девочке и всем остальным, подумал я, ощущая волосы Эвис у своего лица, и с облегчением подчинился ритму вальса.