Смерть под парусом (пер. Гольдберга)
Шрифт:
— Глупости, — возразил Уильям. — С вашим поколением общественное сознание в Англии исчерпало себя. Вы все были слишком озабочены будущим мира. Посмотрите, что из этого вышло! Взгляните на нас с Кристофером. Наши первые воспоминания — это военная истерия, нервы и нескончаемые глупости. Подростками мы пережили послевоенные годы — я бы сказал, глупейшие годы. А теперь, только-только устроив свою жизнь, мы получаем финансовый кризис, грозящий разрушить все. Это наследие вашего поколения, Финбоу, и вашего проклятого общественного сознания. Вы понимаете, что у нас не осталось надежды? Вы понимаете, что нас интересует только собственная жизнь, а весь остальной мир пусть катится к черту?
Горечь обвинений Уильяма как нельзя лучше соответствовала общему настроению компании. Она стала не только отражением тех испытаний, которые выпали на долю всех присутствующих, но, как мне кажется, и символом чего-то более глубокого. У Финбоу был задумчивый вид.
— Полностью согласен с Уильямом, — кивнул Кристофер. — Мой мир ограничен несколькими друзьями. Понимаете, Финбоу?
— Полагаю, да, — ответил он. — Хотя даже с чисто эгоистической точки зрения вы очень многое теряете в жизни, если ваш мир действительно так узок.
— Возможно. — Кристофер улыбнулся. — Как бы то ни было, в Малайе я увижу миллионы китайцев, и не исключено, что они расширят мой кругозор. Кстати, я вспомнил: завтра у меня последнее собеседование в совете директоров. Как вы думаете, Биррел не станет возражать, если я отлучусь в Лондон?
— Могу спросить, если хотите, — ответил Финбоу. — Это будет нетрудно — я имею на него определенное влияние.
Финбоу узнал у миссис Тафтс, что Биррел отправился на ленч в таверну у моста, и предложил мне сопровождать их с Кристофером в деревню. Обрадованный, я оставил погруженную в молчание компанию в гостиной. Выговорившись, Уильям снова взялся за книгу. Филипп и Тоня странным образом не проявляли интереса друг к другу, а печальная Эвис сидела в сторонке. Как приятно хотя бы на полчаса освободиться от этой пронизанной страхом атмосферы!
Мы с Кристофером и Финбоу медленно шли по тропинке.
— В чем будет заключаться ваше собеседование? — спросил Финбоу Кристофера.
— Ну, во-первых, меня направят к врачу компании. Он обследует меня и сделает вывод, не вреден ли мне малайский климат. Тут я спокоен. — Кристофер рассмеялся. — Я еще ни разу в жизни не проходил медосмотр, но никогда не сомневался, что это единственный вид экзамена, который я выдержу без всякого труда.
— Не скромничайте, — улыбнулся Финбоу. — Я не сомневаюсь, что вы выдержите любой экзамен, какой только пожелаете. А что еще вас ждет завтра на совете директоров?
— В письме говорится, что правление задаст мне несколько вопросов личного характера. Это неприятно, но, смею надеяться, не смертельно. Затем меня снова отправят к врачу — делать прививки.
— Вы вернетесь к вечеру? — спросил Финбоу.
— Да, конечно. Дело не займет много времени. Успею на поезд в пять сорок пять, — ответил Кристофер.
Мы перешли через дощатый мост.
— Я с интересом слушал вас с Уильямом. Неужели вас действительно интересуют только люди из близкого окружения?
— Да, — подтвердил Кристофер. — А что в этом необычного? Хотите сказать, что вас волнуют судьбы народов?
Финбоу проигнорировал вопрос.
— Полагаю, — задумчиво произнес он, — большинство мужчин придерживались бы того же мнения, будь они влюблены в Эвис.
Худое лицо Кристофера напряглось.
— Мои взгляды сформировались задолго до того, как я встретил Эвис.
Я отметил, что тактика Финбоу на сей раз не сработала. Кристофер не заглотил наживку.
— Занятная болезнь — любовь, — продолжал Финбоу.
— Слышал, — со слабой улыбкой ответил Кристофер.
— Интересно, стоят ли редкие часы радости многих дней глубочайшего отчаяния? — задумчиво произнес Финбоу.
— Сомневаюсь.
— Когда мы не влюблены, нам кажется, что стоят, а влюбившись, начинаем сомневаться.
— Вполне возможно, — согласился Кристофер.
— Все зависит от темперамента. Оптимист забывает о страданиях, как только они остаются позади. Подозреваю, именно таким был Роджер — чрезвычайно жизнелюбивым, — поспешно сказал Финбоу.
Кристофер улыбнулся:
— Бедному старине Роджеру приходилось несладко. Вы правы, он никогда не унывал. Только неисправимый оптимист мог переносить холодность, с которой к нему всегда относилась Эвис. Однако Роджер не отступил. Таких настойчивых людей я в жизни не встречал. Это раздражало Эвис.
Я не мог понять, говорит Кристофер все это намеренно или Финбоу незаметно вызвал его на откровенность.
— Эвис удивительно привлекательная молодая женщина, — сказал Финбоу. — Рискну предположить, что она была холодна со многими мужчинами.
Кристофер улыбнулся — мне показалось, улыбка вышла немного кривой.
— Вокруг таких красивых женщин крутится больше мужчин, чем следовало бы, — сказал он.
Похоже, после вспышки откровенности он вновь замкнулся.
— Полагаю, вы с ней давно знакомы? — спросил Финбоу.
— Три или четыре года, — ответил Кристофер.
— Как не похоже на Филиппа и Тоню, — пробормотал Финбоу. — Кажется, они познакомились около двух месяцев назад. И за это время успели во всем разобраться.
— Они довольно примитивные создания, — сказал Кристофер. — Думаю, оба уже влюблялись раньше — и еще будут влюбляться.
— Верно, — согласился Финбоу. — Полагаю, у таких молодых людей, как Филипп и Тоня, все очень просто.
Кристофер не ответил, и Финбоу оставил попытки обсудить с ним чувства Эвис. Я присоединился к не имеющей отношения к делу дискуссии о кино, длившейся, пока мы не добрались до таверны у моста, где нашли Алоиза Биррела.
Сержант сидел, облокотившись на стойку бара, а перед ним стояла порция виски с содовой. Я удивился: учитывая его рассуждения о нравственности, ему больше подошла бы содовая с лимонным соком, — но потом вспомнил, что пуританство и умеренность — чисто английское изобретение, а в Ирландии можно пить виски и оставаться таким же благочестивым, как Алоиз Биррел.