Смерть президента
Шрифт:
Суковатый молчал. Теперь уже капли пота стекали по обеим его щекам, но он этого даже не замечал.
— Как же тебе удалось? — наконец выдавил он из себя единственный вопрос.
— А! — Пыёлдин небрежно махнул рукой. — Все равно не поверишь!
— Я же тебя, Каша, как невесту берег…
— Какой дурак! Ты, оказывается, начальник, еще дурнее, чем я предполагал! Кто же сможет уберечь невесту, если она сама на сторону смотрит? Нет в мире таких сил! Вот я читал в старых книгах, что раньше ревнивые рыцари, уходя в дурацкие свои походы, у жен эти самые места в железо заковывали, заклепки ставили, пилы зубастые приваривали… И что? И ничего! — с восторгом воскликнул Пыёлдин. — Фигня это все! Приезжали рыцари из походов, а у жен уж детишки новые! Во как! — Скажи, красавица, — повернулся он к Анжелике, — я прав?
— Конечно! — Анжелика улыбнулась так радостно, что Пыёлдин далеко не сразу смог оторвать от нее взгляд, далеко не сразу.
— Ну, ты даешь, — пробормотал он растерянно, но тут же снова взял себя в руки. — Так, начальник… Карета подана, — Пыёлдин показал рукой на кабину лифта.
— Не понял… — еле слышно произнес помертвевший Суковатый.
— Врешь! — жестко отрезал Пыёлдин. — Все ты понял. Просто поверить не можешь, что пришел твой смертный час, сучий ты потрох! Все. В путь. Конец всегда бывает неожиданным. А ты еще повторял мне не один раз, что конец бывает… Каким? Ну, поднатужься, припомни, каким бывает конец?
— Закономерным, — с трудом произнес Суковатый.
— Правильно, начальник! И в свой смертный час ты сохраняешь ясность мышления, твердый рассудок и верность своим убеждениям. Одобряю. Оружие есть? — вдруг резко спросил Пыёлдин, оставив тон насмешливый и куражливый.
Суковатый молча просунул руку за отворот пиджака и, нащупав там рукоять пистолета, вынул его и протянул Пыёлдину. Готов он был выстрелить в своего бывшего заключенного, и ничто бы его не остановило, но понимал — не успеет. Пока передернет затвор, а ему бы раньше передернуть, когда прозвучали первые выстрелы, ему бы раньше снять предохранитель… «Эх!» — мысленно крякнул с досады Суковатый. А теперь ему ничего не оставалось, как под мертвящим взглядом автомата протянуть бандиту свое оружие. Видел он, как нервно дрожит указательный палец Пыёлдина на курке, видел и отчетливо сознавал, что малейшее его неосторожное движение — и через мгновение дюжина пуль окажется у него в груди.
Пыёлдин взял пистолет, повертел перед глазами и передал кому-то из своих. Раздумчиво посмотрел на Суковатого.
— Хорошо себя ведешь, начальник… Мне нравится.
— Рад стараться.
— Не перегибай, — улыбнулся Пыёлдин, показывая неважные свои зубы, явно нуждающиеся в починке. — Не надо. Ты меня знаешь… Невыдержанный я… Опять же, обстановка у нас не очень… Нервная.
— Без тебя здесь было ничего.
— Со мной, без меня… Какая разница? Знаешь, какое расстояние от любви до ненависти?
— Шаг.
— Дурак. Никакого шага нет. Они впритык идут. А на границе, там, где они соприкасаются, любовь и ненависть сливаются во что-то одно… И никто не знает, что это… Нет между ними расстояния. И различия нет. Понял?
— Пытаюсь.
— Еще любовь не кончилась, а уж ненависть началась… Эта ненависть и отравляет, и обостряет любовь… И никто, начальник, не может сказать, где кончается любовь и начинается ненависть. Никто не может определить, когда ненависть кончилась и уже пошла, пошла родимая — любовь. Верно говорю? — повернулся Пыёлдин к Анжелике.
— Ой, Каша… Какой ты умный!
— Да? — недоверчиво спросил Пыёлдин.
— Ты же и сам знаешь!
— Ну, ладно… С тобой мы еще разберемся. — Пыёлдин с трудом отвел глаза от Анжелики. — Значит, так… Скажи спасибо этой красавице… Она смягчила мое сердце, уставшее от злобы и несправедливости… Красиво говорю?
— Слушал бы и слушал, — ответил Суковатый.
— Остановись, начальник, не надо… Ты бы со мной так никогда не поступил, а я с тобой вот поступаю. Великодушно. Как еще можно сказать? Ну, поднатужься, подумай… Как я с тобой поступаю?
— По справедливости?
— Нет. По справедливости ты уже пять минут назад должен лежать рядом с этим хряком, — Пыёлдин ткнул ногой мертвого охранника. — Я с тобой поступаю несправедливо. Но ты будешь этому рад. Значит, так… Бери за ноги этого борова и волоки в лифт.
— Хочешь хлопнуть там?
— Тю, дурной! — рассмеялся Пыёлдин. — Повезешь груз, — он показал на охранника. — Лично. Предупредишь охрану — сюда соваться не надо. Каждая их попытка будет стоить жизни десяти заложникам, — Пыёлдин кивнул в сторону гостей, которые, затаив дыхание, ловили каждое его слово. — Десять человек в таком примерно состоянии, в каком пребывает этот несчастный охранник, загружаю в лифт и отправляю вниз. На предмет выгрузки и достойных похорон. В полном соответствии с личными заслугами каждого. Вопросы есть? Вопросов нет.
— Они блокируют лифт, — негромко сказал Цернциц.
— Ни в коем случае! Он им самим нужен. Для связи. Лифтом мне будут записочки посылать, требования всякие, угрозы, предупреждения, просьбы и мольбы… Я тоже им буду записочки посылать… С требованиями, угрозами и мольбами… Лифт нужен обеим сторонам. А если они его блокируют… Ну что ж, пусть ловят заложников внизу… У этого Дома хорошая высота. Знаешь, чем она хороша? — спросил Пыёлдин у Цернцица.
— Видно далеко?
— И ты, Ванька, тоже дурак. Человек, выброшенный из окна семьдесят какого-то этажа, к земле подлетает уже мертвым. И, таким образом, он избавлен от тяжких, непереносимых страданий. Сердце его разрывается от ужаса где-то на уровне пятидесятого этажа… Усек? На асфальт падает уже не человек, падает мешок мяса и костей. Вопросы есть? Вопросов нет. А ты чего ждешь? — обратился он к Суковатому. — Тащи хряка в лифт, — он снова ткнул ногой мертвого охранника. — Повторяю — осади охрану. Иначе… Как это в песне поется… Летите, голуби, летите… Как там дальше? Народам мира отнесите наш братский пламенный привет! Надо же, вспомнил! — восхитился собственной памятью Пыёлдин. — И еще тебе задание… Раззвони на радио, телевидении, в газеты, своим приятелям и приятельницам… Знаю, есть у тебя приятельницы среди заключенных… Некоторые просто необыкновенной красоты, верно? Не столь, конечно, — Пыёлдин бросил быстрый взгляд на Анжелику, — но тоже ничего… А тебе других и не надо… Так вот, пусть и там знают — получилось у Каши, все получилось. А если кто в штаны наложил, пусть срок свой досиживает, пусть на нарах догнивает. Вопросы есть?
— Вопросов нет, — поспешил ответить Суковатый и, подавляя униженность своего положения, крякнув и налившись от натуги кровью, поволок охранника к лифту, ухватив того за ногу. Что бы ни думал Суковатый о Пыёлдине, как бы ни материл его про себя, но надеялся, что тот все-таки не пустит ему пулю вслед, не должен. Когда он подволок труп к самому лифту, тащить стало легче — кровавые лужи уменьшили трение, и в кабину громоздкое тело скользнуло совсем легко.
Разогнувшись, Суковатый оглянулся.
— Спасибо хоть бы сказал! — рассмеялся Пыёлдин.
— Спасибо, Каша… Много доволен… До встречи, — не удержался Суковатый от легкой угрозы.
— Рискуешь, начальник.
— Я знаю, — ответил тот и медленно, стараясь неторопливыми движениями утвердить собственное достоинство, нажал кнопку первого этажа. И Пыёлдин не удержался — дал, все-таки дал короткую очередь в дверь лифта, но сознательно взял повыше — пули прошли над самой головой помертвевшего начальника тюрьмы.
Кабина вздрогнула и, набирая скорость, со свистом провалилась вниз.