Смерть ростовщика

Айни Садриддин

— Думаю, не будет неучтиво, если я спрошу, откуда гость и о чьем здоровье можно у него осведомиться, — начал разговор человек, сидевший в переднем углу.

— Из Бухары, — ответил я, вытаскивая из-за пазухи письмо.

Однако я был в затруднении, кому его отдать, не зная, кто из них арбоб Хотам: по обычаю, не полагалось хозяину сидеть на более почетном месте, чем гости, особенно если они преклонных лет. Следовательно, человек, сидевший в переднем углу, не мог быть арбобом Хотамом.

Но я не мог догадаться, который же из двух стариков,

сидевших ниже его, — хозяин дома. Полагается, чтобы хозяин дома прислуживал гостям, и поэтому я решил, что хозяином дома должен быть курносый старик. Я протянул ему письмо, прибавив:

— Бай передал вам привет!

Курносый, не принимая из моих рук письма, сказал с запинкой:

— Я... с баем не знаком, даже имени их не знаю. Вероятно, вы ошиблись?

— Разве вы не арбоб Хотам?

Курносый с улыбкой посмотрел на сидевшего в переднем углу. Тот засмеялся и сказал:

— Арбоб Хотам — это я. Но, как говорят в народе, если хозяин дома сядет в переднем углу, выше своих гостей, это ведет к изобилию, вот я и сел на более почетном месте.

Я протянул ему письмо. Он взял его и, разорвав конверт, обратился ко мне:

— Не можете ли вы прочесть?

— Посмотрим, — улыбнулся я, — может быть, и смогу!

После установленных приветствий и молитв о здравии бай писал: «Пришлите мне двух ловких свидетелей и, уговорившись с ними о плате, напишите об этом». В конце письма он сообщал, что посылает в подарок пачку чая^{20}, велел спросить об этом чае у подателя письма и обещал в будущем оказывать арбобу услугу. Письмо заканчивалось обычным приветом и подписью.

Прочитав письмо, я вышел в переднюю, вынул из хурджина чай и положил перед арбобом, присоединив рассказ о том, как я вечером провалился в реку и должен был отдать часть чайханщику.

— Ничего! — сказал арбоб Хотам. — Этот чай свалился мне с неба, не беда, что часть его ушла обратно в воздух.

Подозвав слугу, он приказал ему принести чай и хлеб, прибавив также, чтобы он подал и колбасу. Сделав знак обоим старикам, арбоб вышел вместе с ними из комнаты. Пошептавшись, они вернулись и снова сели каждый на свое место. Между тем слуга принес и поставил перед нами на столик чайник, хлеб и блюдо с холодной колбасой. Арбоб нарезал колбасу, и мы принялись за еду.

— Вы, конечно, останетесь у нас эту ночь гостем? — спросил меня арбоб.

Я ответил, что к ночи необходимо вернуться в город, и извинился, что не могу переночевать.

— Если так, то нужно покормить лошадь! — сказал он, подозвал слугу и приказал ему разнуздать мою лошадь и бросить ей клевера.

— У нас в селении нет ни одного грамотного человека. Я несколько раз поручал имаму нашей мечети писать письмо, но кому бы я их ни посылал, никто не мог их прочитать, — сказал арбоб.

— Умение писать дается богом, — заметил курносый. — Не всякий, взявшись за учение и ставши муллой, может тут же научиться и писать!

— То же можно сказать

и насчет чтения, — сказал горбоносый. — Если бог не даст, человек и читать не научится, сколько бы ни учился. Вот, к примеру, наш имам: они учились, стали муллой, даже сделались имамом мечети такого селения, как Розмоз, но не каждое письмо сумеют прочитать! Я иногда даю им прочитать какую-нибудь деловую бумагу — купчую крепость или долговую расписку, но они никак не могут разобрать: у них тут же язык начинает заплетаться.

— А вы сами умеете писать? — спросил арбоб меня.

— Немного, — ответил я.

— Если так, не напишите ли вы сами баю письмо от моего имени?

— Пожалуйста!

— Есть у вас калам [19] ?

— Нет, я не взял его с собой.

Позвав слугу, арбоб приказал ему сходить к имаму и принести от него калам и бумагу. Минут через пять слуга вернулся с пустыми руками.

— Имама нет дома, они уехали на мельницу к Досбаю отчитывать одного больного.

— Ну ладно, к чему писать? Вы можете передать баю мои слова и устно, — сказал арбоб, но горбоносый старик с ним не согласился:

19

Калам — перо.

— Лучше пусть будет письмо, это послужит документом.

— Если так — найдите калам и бумагу сами, — проворчал в ответ горбоносому арбоб.

— Калам-то я найду, — сказал горбоносый, — а вот разыщу ли бумагу — не знаю.

— Найдите хотя бы калам, воскликнул я. — Написать ответ можно и на обертке от чая!

— Пусть сопутствует вам всегда удача за то, что вы избавили нас от затруднения! — поклонившись мне, сказал горбоносый и вышел из комнаты.

Немного спустя он вернулся с огрызком карандаша.

— Где вы это нашли? — спросил его довольный арбоб.

—У плотника Усто Рузи. Когда строили дом Навруз-бая, я видел этот карандаш у него в руках. Он делал им отметки на досках!

— Хорошо еще, что он не потерял его до сих пор, — заметил курносый.

Горбоносый подал мне карандаш. Я отточил его ножом, которым резали колбасу. Арбоб высыпал чай в свой платок и подал обертку мне.

Я написал: «После приветствий доводится до вашего сведения...» — и посмотрел вопросительно на арбоба:

— Что писать?

— Пишите: «После бесконечных молитв за вас и бесчисленных приветствий, передаваемых заочно, я, ничтожный, полный недостатков бедняк, арбоб Хотам...»

— Я все это уже написал, вы говорите то, что хотите сообщить, и будет достаточно, — прервал я его.

Арбоб и оба старика, вытянув шеи, заглянули в письмо на слова, которые я написал.

— Я много слов сказал, а у вас тут написано мало, — сказал недоверчиво арбоб.

— Я пишу убористо, много слов занимают у меня мало места, — возразил я.