Смерть шла вместе с ними
Шрифт:
Ничто не шевелилось, но тем не менее он чувствовал, что за ним наблюдают. Он не был обеспокоен, но в нем поднималась дикая злоба. Вырвав из петлицы орхидею, он медленно смял ее и кинул на песок аллеи. Потом он загнал машину в гараж, находящийся позади дома.
— Я уеду завтра,— сказал Макс отцу, который убирал со стола после обеда.— Думаю, что устроюсь в Чикаго. Там есть один тип, который продает одно дело, и, если его цена подойдет мне, я куплю его. В последний раз, когда я там был, у него было больше сотни разных птиц, а его квартира наверху лавки была прекрасно оборудована. Ты смог бы приехать туда, чтобы заняться домом. Ты не возражаешь?
Исми поставил посуду на поднос.
— Мне бы не хотелось возвращаться к городской жизни,— после некоторого раздумья ответил он.— Ты не будешь возражать, если я останусь здесь?
Макс зевнул и протянул ноги к горящим дровам.
— Поступай как хочешь! — проговорил он и подумал, что, пожалуй, будет лучше не связываться со стариком: он любит выпивать и может стать настоящей обузой.
— Тогда я думаю, что останусь здесь,— заявил Исми. Взяв поднос, он вышел из комнаты, и в этот момент в саду завыл пес. Поднявшийся ветер разносил его вой по всей округе.
Макс бросил взгляд из-за плеча и прислушался.
— Что это заставляет его так выть?— разозлился он.
Исми покачал головой и унес поднос на кухню. Пока он мыл посуду, пес продолжал безостановочно выть. Его жалобный вой действовал на нервы Исми. Никогда раньше животное так не выло. И как только он кончил мытье посуды, то сразу вышел в сад.
Высоко над верхушками сосен висела луна, и ее свет слегка затемнялся набегавшими облачками. Ветер свистел в кустах, и сад был полон шорохов.
Исми добрел до собачьей конуры. При его приближении пес перестал выть и заскулил.
— Что с тобой, дружок?— спросил Исми, наклоняясь к темной конуре. Он с трудом различал собаку, притаившуюся в темноте, и чиркнул спичкой. При ее слабом пламени он увидел пса с поднявшейся шерстью и глазами, полными ужаса.
Исми ощутил какую-то неуверенность и, выпрямившись, стал всматриваться в темноту. Ему показалось, что возле дома что-то шевельнулось, и он зажмурил глаза в тот же миг, когда пес снова завыл.. Его внимание привлекла чья-то тень. «Это воображение»,— подумал он, но тем не менее снова стал чего-то ждать. Через несколько минут он отошел от конуры и вернулся в дом. Там он с облегчением запер дверь на засов.
Макс по-прежнему сидел возле огня, когда старик вернулся в комнату. Он не заговорил и даже не поднял головы. Наступило тяжкое молчание. Был слышен лишь шум ветра, завывающего на улице, а также слабый жалобный вой собаки. Исми напряженно прислушивался и вдруг ему показалось, что он услышал легкие шаги. Он взглянул на Макса, но тот, казалось, ничего не услышал, и старик раздумал говорить. Этот звук сопровождался тихим скрежетом, который не был бы слышен, если бы Исми не напряг слух.
Он быстро поднял глаза и встретился со взглядом Макса.
— Ты слышишь?— спросил Макс, выпрямившись в кресле.
— Да, там что-то такое,— неопределенно ответил Исми.
У Макса вырвался неопределенный жест.
— Что-то со мной делается, мне почему-то все безразлично! — зло воскликнул он.
Затем Макс поднял руку, и оба мужчины прислушались к шуму на улице. Текли секунды, минуты, но они больше ничего не услышали. Ветер стих, и молчание было таким глубоким, что Макс слышал легкое дыхание отца.
Неожиданно мужчины совершенно отчетливо услышали шум, произведенный открываемым окном. Макс, с перекошенным от испуга лицом, сунул руку в карман и вытащил револьвер.
— Оставайся здесь,— шепнул он и замер, чтобы послушать, но ничего не услышал и стал подниматься по лестнице. Он не был уверен, что в доме кто-то находится, но не желал подвергаться бесполезному риску. Дом был старым, и ветер мог спровоцировать различные шумы. Старый прогнивший паркет мог трещать сам по себе, но Макс хотел в этом убедиться.
Он дошел до верха лестницы, остановился, прислушиваясь, потом включил свет. Быстро дойдя до своей комнаты, он открыл дверь и вошел — комната была пуста. Когда он подходил к шкафу, он услышал, как снова завыл пес. Макс быстро подбежал к окну.
Сначала он ничего не заметил, но потом луна, вышедшая из-за облаков, слабо осветила сад, и ему почудилось, что он увидел мелькнувшую те’нь. Он еще более внимательно всматривался в сумерки, но облако вновь прикрыло луну, и все погрузилось во мрак.
Охваченный внезапной паникой, Макс подошел к шкафу и открыл его. Одного мимолетного взгляда было для него достаточно. Ящик был открыт, и все деньги, которыми он располагал, исчезли.
Он замер, устремившись взглядом в шкаф, парализованный страхом и яростью. Макс задыхался, кровь бурлила в венах, в висках. Он почувствовал в голове пустоту и оказался на грани потери сознания.
Медленно, точно старик, Макс приблизился к шкафу и похолодевшими пальцами обшарил внутренность ящика. Неожиданно его пальцы наткнулись на что-то нежное и мягкое. Он узнал эту вещь еще до того, как поднес ее к свету. С клокочущим криком, похожим на крик дикого зверя, раненного насмерть, он бросил орхидею на пол, раздавил ее каблуком и стал бить себя кулаками в грудь в приступе непреодолимого отчаяния.
Исми нашел его катающимся по полу, подобно эпилептику и с пеной у рта. Макс истерически рыдал.
Единственная вещь, которая привлекала внимание к Палм Бич Отелю, была огромная неоновая вывеска, которую можно было видеть с другого конца Санта-Рио. Из-за этой вывески туристы ошибались, приезжая ночью и принимая Палм Бич Отель за роскошное заведение, или, во всяком случае, за отель первого класса.
При дневном свете это строение из кирпича выглядело тем, чем было в действительности: зданием третьего сорта, грязным и запущенным. Но вечером все скрывалось за пламенеющей вывеской и притягивало к себе клиентов.