Смерть шла вместе с ними
Шрифт:
«Вероятно, это очень добрая женщина,— подумал он.— Женщина, которой можно доверять».
Он страшился того, что она ему скажет, и, когда она начала говорить, его мозг уловил лишь отдельные фразы, дошедшие до его сознания. Она говорила ему о внутреннем кровоизлиянии при разрыве шейной артерии... о параличе, охватившем левую половину его тела... о потере рефлексов...
— Понимаю,— проронил Исми, когда она умолкла,— но это очень серьезно? Он умрет?
Она сразу поняла, что старик ничего не понял и что он боится, и попыталась его успокоить.
— Нет, он не умрет, но, безусловно, останется парализованным и неспособным двигаться. Еще рано говорить о будущем, но чуть позже можно будет с уверенностью что-нибудь сказать.
— Он будет очень озлоблен! — пожаловался он сестре.— Этот парень не из терпеливых.— Он растерянно мял свою старую шляпу.— Вы сделаете для него все, не так ли? Я не посмотрю на расходы. У меня есть деньги...
— Можете его навестить на несколько секунд,— сама не зная почему, старшая сестра пожалела старика.— Только не говорите ничего, что может его расстроить. Сейчас ему надо сохранять спокойствие.
Исми нашел Макса лежащим в маленькой палате, светлой и приятной. Голова и плечи его располагались на нескольких подушках. Старик едва узнал своего сына. Левая сторона лица Макса была искажена, что придавало ему гротескный и одновременно устрашающий вид. Угол рта был оттянут и губы, застывшие в неприятной гримасе, обнажали зубы..
Глаза Макса блестели, как раскаленные угольки. Они прямо вцепились в Исми, когда он приблизился к кровати. Эти ужасные глаза были наполнены гневом, злобой, яростью.
Около окна стояла сиделка, мисс Хеникс, высокая, темноволосая девушка с бледным, невыразительным лицом. Она подняла голову, спокойно посмотрела на Исми, но ничего не сказала и даже не пошевелилась.
— Они сделают для тебя все возможное,— спокойно сказал Исми, опираясь на холодную белую спинку кровати.— Скоро у тебя наступит улучшение, и я буду приходить каждый день.
Макс молчал, неспособный разговаривать, и ненависть не исчезла с его лица.
— Не буду больше утомлять тебя,— произнес Исми, ощущая себя ненужным сыну,— уже поздно, я приду завтра.
Губы Макса шевельнулись, как будто он хотел что-то произнести, но из его горла не вылетело ни звука.
— Ты не должен разговаривать, тебе надо сохранять спокойствие,— проговорил Исми и удивился, что по его щеке поползла слеза. Он воскресил в своей памяти Макса маленьким мальчишкой. В то время он возлагал на него много надежд.
Губы Макса вновь колыхнулись, они составляли слово «уходи», но Исми не понял этого.
Наблюдавшая за ними сиделка прочитала это слово на губах Макса и сделала Исми знак уходить.
— Я еще приду,— сказал Исми, вытирая слезу кончиком пальца.— Не волнуйся, сынок, и не беспокойся о деньгах. У меня их достаточно, еще есть кое-какие сбережения...
Сиделка тронула его за локоть и проводила к двери.
— Присматривайте за ним хорошенько, мисс. Это мой сын.
Она коротко кивнула головой и отвела глаза в сторону, чтобы он не увидел отвращения, отразившегося на ее лице. Макс вызывал у нее просто ужас. Она возненавидела его без всякой причины, и время возле него было для нее пыткой.
Исми медленно прошел по коридору, по обеим*сторонам которого находились двери. На каждой из них можно было прочесть имя на дощечке. Исми вернулся к палате сына, чтобы убедиться, есть ли там дощечка, и удовольствие тронуло его губы, когда он увидел, что и Макс пользуется той же привилегией. Он желал для своего сына всего самого наилучшего.
«Какие внимательные люди,— подумал он.— Макс находится здесь всего несколько часов, и вот его имя уже на двери».
Услышав чьи-то шаги, Исми повернул голову и увидел красивого парня с девушкой, проходящих по коридору. Они остановились как раз напротив комнаты Макса, тихонько постучались и стали ждать. Исми нашел их симпатичными и продолжал смотреть на них, пока они не вошли в палату и не закрыли за собой дверь. Любопытствуя, он подошел к этой двери, чтобы прочесть имя, написанное на дощечке, и отпрыгнул, весь дрожа, как будто наступил на гадюку.
Веда и Магарт, склонившись над Кэрол, внимательно смотрели на нее. Она была бледной и казалась безжизненной. Главный врач, доктор Сантор, считал ее пульс.
— Надеюсь, что я правильно поступил, послав за вами,— обратился он к Магарту.— Естественно, я слышал всякие сплетни о мисс Блэндиш, и когда мы выяснили, что это именно она, я вспомнил, что вы являетесь ее поверенным, и счел необходимым немедленно позвонить вам по телефону.
— Ей очень плохо, да?—поинтересовался Магарт.
— Я бы назвал ее состояние безнадежным, но, по счастливой случайности, сейчас у нас находится самый крупный специалист в стране по операциям на мозге. Так вот, он решил оперировать ее и надеется спасти.
Веда сжала руку Магарта.
— Доктор Краплин считает, что сам мозг у нее не поврежден,— продолжал доктор Сантор.— Разумеется, рана очень тяжелая, но мы надеемся, что мозг не задет. Но без сомнения, он был сдавлен после несчастного случая с фургоном. Если операция пройдет удачно, то больная обретет память.— Доктор Сантор бросил на Магарта удовлетворенный взгляд.— Это означает, что она не будет, помнить ничего из того, что с ней случилось после несчастного случая с фургоном.
Магарт подскочил на месте.
— Вы хотите сказать, что она даже не вспомнит меня?
— Она не будет помнить ни людей, ни событий, происшедших после случая с фургоном! Доктор Краплин заинтересовался этим интересным случаем и спорил по некоторым вопросам с доктором Траверсом из Гленвилла. Он изучил историю болезни мисс Блэндиш. Он считает, что состояние яростных вспышек гнева было вызвано сжатием мозга, и что ее можно вылечить от этих приступов.
— Надеюсь на это, ей столько пришлось пережить! — воскликнула Веда и, наклонившись, поцеловала Кэрол.— Но возможно ли излечение?