Смерть титана. В.И. Ленин
Шрифт:
«Не признавая возможным продолжать мое образование в университете при настоящих условиях университетской жизни, имею честь покорнейше просить Ваше Превосходительство сделать надлежащее распоряжение об изъятии меня из числа студентов Императорского Казанского Университета».
Довольно просто, но энергично. Уже можно говорить о зарождении слога. Но кому это понравится: «Не признавая возможным»!
Два раза господин ректор без излишней российской волокиты, скорее втихомолку, удовлетворял просьбы господина Владимира Ульянова. Принял — исключил. Но сила бюрократии в том, что она методично собирает все документы
Просидев целую зиму в сельском доме, продуваемом ветрами, в сорока километрах от Казани, уже 18-летний юноша вступает в новый этап переписки.
«Его Высокопревосходительству господину Министру Народного Просвещения». Опять отсутствует «от»: «Бывшего студента Императорского Казанского Университета Владимира Ульянова.
ПРОШЕНИЕ
Желая получить возможность продолжить свое образование, имею честь покорнейше просить ваше Высокопревосходительство разрешить мне поступление в Императорский Казанский Университет.
Бывший студент Императорского Казанского Университета Владимир Ульянов. Казань. 1888 года, мая 9 дня».
Можно только предположить, что канцелярия это прошение министру отправила из Петербурга с фельдъегерской государственной почтой на отзыв в Казанский университет, где какой-нибудь исполнительный чиновник, старая, прожженная на ниве народного просвещения мымра, взяв личное «Дело» студента Ульянова, написал о «крайней нежелательности обратного приема». И вот с вещей подсказки этой красноглазой мымры, всезнающих чиновников-исполнителей, другой мымрец, но уже повыше чином, приписал: «А уж не брат ли того Ульянова. Ведь тоже из Симбирской гимназии?» И следующий деятель в вицмундире с засаленными рукавами, торопясь засвидетельствовать свою полную преданность властям, не без чиновничьего восторга констатировал:
«По докладу г-ну Министру 22 июня. Его Высокопревосходительство изволили приказать отклонить ходатайство просителя».
Универсальные действия бюрократии во все времена. Проситель тем не менее, озабоченный получением образования, не дремлет и, как бы не понимая соли игры, которую ведет с ним правительство, пишет на этот раз все в том же неумирающем жанре прошения, подписываясь на этот раз «бывшим студентом Владимиром Ульяновым».
«Его Сиятельству господину Министру Внутренних Дел». Текст несколько демагогический, каким и должно быть обращение в высокую правительственную инстанцию, и по-молодому вызывающий. Вы вот, дескать, сиятельный господин министр, управляете Россией, а я вот даже образования в ней получить не могу!
«Для добывания средств к существованию и для поддержки своей семьи я имею настоятельную надобность в получении высшего образования, а потому, не имея возможности получить его в России, имею честь покорнейше просить Ваше Сиятельство разрешить мне отъезд за границу для поступления в заграничный университет».
Ну и что бы господину министру не разрешить? Я, конечно, не люблю переоценивать свои силы, но, возможно, в этом случае судьба сложилась бы иначе как лично у меня самого, так и у детей сиятельного господина министра. Да, существует, конечно, идея грозной исторической необходимости, и революция в России в той или иной форме произошла бы, конечно, и без господина Владимира Ульянова, но история вся слагается из действия отдельных личностей, представляющих собой несомненных, правда, настоящих деятелей. Не буду продолжать.
В одном и заключается, может быть, преимущество предсовнаркома перед другими совслужащими, что он может заглянуть в собственную судьбу, так сказать, со служебного входа. Ну, если не сам, из скромности и чтобы не показаться досуже любопытным, выпишет он из архива бывшей полиции собственное весьма пухлое дело, то какой-нибудь желающий заслужить признательность начальника руководящий товарищ его там добудет и, как бы к случаю, невинно поднесет. Времена, с грустью констатирую, меняются, нравы — остаются.
Итак, через три десятка лет вижу собственное прошение. На нем целый кудрявый сад чиновничьих загогулечек. Подчеркнута фамилия Ульянов. Неужели и тогда уже помнили, какие памятливые! В верхнем углу бумаги деликатный вопрос: «Состоит ли под надзором полиции?» А кто в России не состоит? Даже граф Толстой, кажется, состоял. Сыск — это дело на родине знакомое и первейшее. Это как свидетельство, если не на благонадежность, то хотя бы на социальную порядочность. Пониже деликатного вопроса на том же листе бумаги совсем неделикатное, как топором: «Отклонить».
Но не следует думать, что на этом дело и кончилось. Полиция не так проста, как многим думается. 16 сентября 1888 года директор департамента полиции Дурново на имя казанского губернатора посылает меморандум. Война со всеми Ульяновыми, оказывается, идет не на жизнь, а на смерть. Мы тебя, негодник, отучим беспокоить наше учреждение. И ныне, и присно. И в Казани, и вдогонку. Спрашивается: ну разве не должна в стране с такими рабьими понятиями о свободе состояться революция?
«Бывший студент Казанского Университета Владимир Ульянов обратился к господину Министру Внутренних Дел с ходатайством о разрешении ему выезда за границу для поступления в один из иностранных университетов.
Не находя, со своей стороны, возможным удовлетворить ходатайство Ульянова, имею честь покорнейше просить Ваше Превосходительство заграничного паспорта ему не выдавать и приказать объявить ему, что Департамент Полиции находит выезд его за границу преждевременным».
Но это далеко не все. Это можно было бы и стерпеть. Вызвали в канцелярию, сообщили под расписку: сиди, дескать, болван, дома. Не ерепенься. Но дальше был еще один тайный абзацик.
«Вместе с сим покорнейше прошу Ваше Превосходительство, в случае выезда означенного Ульянова из Казани, уведомить Департамент, куда именно он выехал, и сообщить непосредственно от себя подлежащему Губернатору о невыдаче ему паспорта».
Есть определенная спорность в вопросе о получении высшего образования. Что лучше — быть дураком с дипломом или умным и образованным человеком без бумаги с гербом Российской империи? В конечном счете образование — это лишь желание получить это образование и собственная усидчивость. Но как важно для родителей еще при жизни определить стезю для своего ребенка! Мама: дед был врачом, отец — педагогом, сын пусть станет юристом. Конечно, имелись другие профессии, которыми владели люди нашего круга, но ими нельзя было заниматься без диплома. Однако не лучше ли закончить начатое дело, если прослушан почти полностью первый семестр? И было еще одно: безумно (и до горечи интересно) хотелось продолжать играть в кошки-мышки с правительством.