Смерть титана. В.И. Ленин
Шрифт:
Не так высок, как вначале предполагалось, оказался доход от «Этюдов», но ведь и количество экземпляров было небольшим — 1200 штук. Но потом, разве я не получил в конце концов от той же М. И. Водовозовой, издавшей, кроме «Этюдов», и «Развитие капитализма в России», огромную по тем временам сумму в 2 тысячи рублей? Часть ее должна была уйти на погашение моих долгов. Это шло одновременно: продолжать развиваться как политический писатель, то есть стремиться популяризировать свои идеи и в определенных кружках свое имя, но и жить по возможности на результаты труда.
Что касается родных, то без излишней застенчивости признаюсь: я, как правило, возвращал то, что они потратили на мои книги, на посылку необходимых мне вещей. В своих письмах я просил родных «округлить» мой кредитный счет до определенной суммы, сообщал о будущих своих гонорарах. Пусть у моих близких
Может быть, за «основное» и «самое памятное» этих трех таких плодотворных лет принять написанное мною в сибирской глуши? Я еще тогда, выбираясь на лошадях по зимнему тракту на Ачинск после окончания ссылки, во время быстрой, но монотонной дороги мысленно подвел итоги, подсчитал: около тридцати больших и малых работ. Не такой уж плохой результат для человека, специально посланного для разрушения собственного интеллекта.
В первую очередь это, конечно, томище «Развитие капитализма в России». Писал ли я, что первоначально собирался книгу назвать значительно скромнее, да и ближе к ее истинному смыслу — «Процесс образования внутреннего рынка для крупной промышленности»? Но потом перед этим заголовком появился другой, более «коммерческий» — «Развитие капитализма в России». В Шушенском, я доделывал и сводил все предварительные наброски и разрозненные фрагменты, подготовленные раньше, ну а потом, конечно, пришлось сидеть с утра до вечера. Работа по напряжению, по необходимости держать первоначально всю книгу в голове, чудовищная. На простеньких, так называемых конторских счетах сводил все таблицы. Здесь закончил весь «черняк», а потом страницу за страницей обелял и отделывал рукопись. А за мною, мы словно два косца на одном поле, шла Надежда Константиновна, и страницу за страницей переписывала все по главам в тетради.
У Надежды Константиновны была и еще одна обязанность. Она должна была изображать из себя «беспонятного читателя» и судить о ясности изложения «Рынков». Причем стараться быть как можно «беспонятнее» и придираться. Сколько же появлялось новых волнений по мере ощущения окончания книги. Я никогда всерьез не думал и не сравнивал, конечно, Надежду Константиновну с великими женами, скажем, с Софьей Андреевной Толстой, так много сделавшей для воплощения задуманного великим художником, но совсем неизвестно: кто больше труда положил на «Развитие капитализма» — она или я? Но об этом, если успею, опять скажу позже.
На книгу надо было найти издателя. Люди пишущие знают, что это совсем не так легко. Но тогда я не очень отчетливо представлял себе эту проблему. Здесь я снова возвращаюсь к «Этюдам». Я уже рассказал, когда и каким образом у меня впервые возникла мысль объединить в книгу две мои большие статьи. Одну статью я готовил для ежемесячного журнала «Новое слово», редактируемого Струве. Это статья о знаменитом экономисте Сисмонди. Вторая статья о пермских кустарях. Работы эти были, конечно, разнородные, но в них присутствовало и объединяющее начало: обе — критика народнической экономики, одна — отвлеченная, так сказать, теоретическая, а другая — по русским данным, с фактами. При первых же попытках издать эти статьи книгой я столкнулся с огромными трудностями.
Хочется здесь отметить — это штрих политических и цензурных нравов того времени, — что в первой статье, по цензурным соображениям, вместо «теория Маркса» и «теория марксизма» я писал «новейшая теория». Маркс в моих «книжных» статьях выступал как «немецкий экономист», его «Капитал» — обозначался словом «трактат».
Но возвращаюсь к попытке издания сборника. Возникала даже утопическая «семейная» мысль, что Марк Елизаров, муж старшей моей сестры Анны, возьмет на себя хлопоты закупки бумаги и переговоров с типографией, а Мария Ильинична — корректуру, и таким образом издадут эту книгу в Москве. Самиздат. Я рассуждал в письмах к родным о стоимости этой книги, о количестве экземпляров, но Москва всегда есть Москва, и цензура здесь цепко, без малейшего либерализма, держалась неколебимо. Книга с уже наполовину ранее отцензурованными — журнальные статьи — произведениями могла, оказывается, лежать в цензурном комитете и год, и полтора. Московскую дотошную цензуру могло смутить и то, что в конце концов журнал «Новое слово», в котором они были напечатаны, по решению правительства был закрыт. Статьи из опального журнала! И вот по совету все того же моего тогдашнего товарища Петра Струве предприятие было перенесено в С.-Петербург. Струве обещал похлопотать и относительно издателя.
Я пропускаю здесь массу беспокойств и массу перипетий, интересных сейчас лишь людям, причастным к этому изданию. В октябре 1898-го некий Владимир Ильин — на обложке по каким-то соображениям, полагаю, по денежным, связанным с облагаемыми доходами, стоял год 1899-й — выпустил книгу «Экономические этюды и статьи». Больше всех по этому поводу радовался политический ссыльный Владимир Ульянов.
Крупной для меня удачей стало, что за этюды взялось издательство М. И. Водовозовой: я был проверен как его автор. Недаром издательница писала позже о моей книге «Развитие капитализма в России»: «Я издала ее весной и, несмотря на наступление лета и отлив молодежи из столиц перед Пасхой, эта книжка расходилась с невероятной быстротой. Успех Ильина объясняется, помимо блестящих литературных и научных данных… (Ну здесь милая издательница, наверное, перебарщивает, но все же скажу: а почему книжку расхватывали, как горячие пирожки в базарный день? Значит, публику что-то сильно волновало в этой полной цифири и совсем по виду не политической, а экономической книжке. И не стоит ли еще раз подчеркнуть, что политика — это лишь продолжение экономики, и жизнь подчас выворачивается не так, как хочется политикам, а как диктует сама логика жизни. Но дадим продолжить почтенной Водовозовой.)… еще, главным образом, тем, что он трактует об образовании внутреннего рынка в связи с аграрным вопросом в России и разложением крестьянства».
Нет, совсем недаром Водовозова тут же после этюдов взялась и за «Развитие капитализма в России».
Я ведь хорошо как читатель знал, что мало написать хорошую книгу, надо еще ее напечатать. Сверить все цифры, провести несколько грамотных корректур, а для этого найти корректора, который разбирался бы хоть отчасти в сути довольно сложных экономических вопросов. Это для меня тогда было очень важно. Но за этими хлопотами я не забывал и о собственных интересах. Уж коли почти никакой практической выгоды я не получил с «Этюдов», то надо попытаться наверстать на «Рынках». Каждый литератор знает знаменитое присловье Пушкина: «Не продается вдохновенье, но можно рукопись продать». Я предоставил своим родным, ведущим переговоры с издательницей, выбирать любой способ оплаты моего труда: определенный ли гонорар, или «вся чистая прибыль». Естественно, они должны были выбрать из этих двух способов оплаты наиболее выгодный. На месте это было виднее, а Ульяновы считать умели. Но в качестве своего непременного условия я поставил необходимость хорошей корректуры.
Смысл того, что я писал из Шушенского матери и старшей сестре, заключался приблизительно в следующем: «Безусловно необходим вполне интеллигентный и платный корректор — это надо поставить непременным условием, и я сам охотно соглашусь заплатить такому корректору хоть двойную плату ввиду того, что автор не может корректировать сам. Особенно с этими таблицами — врут в них отчаянно. А в «Рынках» таблиц куча. Затем (несмотря даже и на наилучшую корректуру) необходимо пересылать мне листы последней корректуры немедленно, лист за листом, и я буду присылать список опечаток».
Я всегда знал, что по возможности все надо делать самому. И здесь я хотел бы дать совет и любому политическому деятелю, и любому начинающему литератору: и все доклады, и все статьи надо делать самостоятельно. Я уже не говорю о книгах. И никаких приблизительных набросков, сделанных секретарями или помощниками. Черт знает, что из этого может получиться.
Если уподобить мою жизнь, уже правда завершающуюся, некой книге, то годы, проведенные в Шушенском, — это стремительно заканчивающаяся экспозиция. Здесь все узлы сюжета завязаны, характеры определились, сомнения отброшены. Дальше уже идет само «содержание», книга выстраивается по главам в безусловном, скорее диктуемом временем, нежели героем, порядке: газета «Искра», II съезд РСДРП, революция 1905 года, мировая война, Февральская революция, семнадцатый год и т. д. Моя болезнь, смерть, похороны, наследие — все это уже в послесловии, которое напишет другая рука.