Смерть умеет улыбаться
Шрифт:
Я встала и пошла, натыкаясь на стулья, кресла, табуретки и пуфы, невесть откуда появлявшиеся на пути. Казалось, вся мебель ополчилась против меня. Наконец, последний и самый опасный барьер - стол со стеклянной столешницей - был преодолен без убытка, и я оказалась у ближайшего телефонного аппарата.
Взглянула на часы - точна как никогда в жизни, - и быстро набрала номер.
Раз, два, три... шесть. Отбой.
Сил нет разговаривать. Расскажу завтра.
Не успела отползти от телефона, как раздался ответный звонок:
– Сигнал принят. Молодец, исправляешься. Как настроение?
– Хреновое, - буркнула я.
– А что так?
– Завтра расскажу. Сейчас не в состоянии, - в скупом телеграфном стиле ответила я.
– Ты что, пьяна?
– забеспокоилась подруга.
– Хуже, я сплю.
Натыкаясь на мебель в обратном порядке, я доплелась до спальни.
Осмотр библиотеки я решила перенести на завтра, когда выпровожу Грету с тетей на тренажеры, а Нюсю - за покупками. Кажется, я знаю, что и где искать. За одну ночь ничего не произойдет. Тем более, что библиотека находится прямо под моей спальней. В случае чего - услышу и застану негодяя с поличным.
В стародавние времена мой прадед, Егор Привалов, приехал в Озерск по своим хитрым купеческим делам. Городок ему приглянулся, не приложу ума чем.
Приглянулся - и все тут. Бывает. Присмотрев солидный, крепкий дом, стоящий на пригорке, поодаль от других домов, он быстро сторговался и выкупил его вместе с усадьбой то ли у церковной общины, то ли у местного дьяка, - точно не знаю. Семья росла, и со временем прадед расширил жилище, пристроив к нему две комнаты, на месте которых сейчас располагаются холл и бельевая.
Позднее дед Карл надстроил второй этаж, а еще позднее и дядя внес свою лепту - подвел современные коммуникации и сделал общую перепланировку с учетом растущих запросов семьи.
Интересовавшая меня библиотека находилась в самой старой, доегоровской части здания. Благодаря предкам, которые относились к старине с трепетным уважением, здесь многое сохранилось в целости и сохранности. В частности, уцелел слуховой люк диаметром около четырех сантиметров, допотопный монстрообразный радиатор с тремя чугунными вентилями и двумя безобразными штырями, а также остов печи с изразцами.
Я прошлась беглым взглядом по стенам, но не они интересовали меня.
Вышла на середину комнаты, прикинула расстояние до кресла и отодвинулась чуть дальше к окну. Здесь.
Я не прочь познакомиться с симпатичным привидением, какой-нибудь троюродной прабабкой, грешная душа которой не может успокоиться и бродит по дому. Тетя клянется, что бродит. Но я не склонна полагаться на ее клятвы, особенно спиритического свойства. Хотя стоит, наверное, учесть, что подходящая троюродная прабабка у меня имеется. Ну то есть имелась. Звали ее Амалией Ивановной Востриковой.
Восемнадцатилетней вспыльчивой барышней, любящей посмеяться, помузицировать, но больше всего потанцевать и покрутиться перед зеркалом, обожающей с какой-то стати Чернышевского с его новыми людьми и снами Веры
Павловны, Амалия удавилась, когда ее соблазнил и бросил бравый поручик, имя которого семейное предание не сохранило. Трагедия произошла в нашем многострадальном доме, может быть даже в той его части, где сейчас располагается библиотека. Так что фамильное привидение выглядело бы здесь вполне уместно.
Но то, с чем мне довелось столкнуться, не было призраком, хотя кто-то очень хотел, чтобы я так подумала. Признаться, я совсем было собралась так подумать, но меня смутил запах, а призраки, насколько мне известно, не пахнут. Одурманенный мозг - или это была интуиция?
– все-таки сумел послать сигнал опасности, сложив воедино сладковатый запах, головокружение и стремительно наваливающуюся тяжелую дрему. Это меня и спасло. Если бы сигнал пришел чуть позже, я бы, боюсь, не смогла и пальцем шевельнуть. И кто знает, может, сама стала бы призраком и бродила по дому напрасно загубленной и не отмщенной душой.
Еще меня смутило ритмичное пыхтение. Где-то я слышала этот звук раньше, но не могу вспомнить где.
Что-то связанное то ли с гаражом, то ли с машиной, то ли...
Нет, не помню, - сдалась я.
Я пристально всмотрелась в пол и не нашла изъянов. Не доверяя глазам, я простучала каждый сантиметр, потом сходила на кухню за ножом и с его помощью попыталась отковырнуть широкие паркетины.
Напрасный труд - сидят прочно. Собрав отчаянно сопротивляющуюся волю в кулак, забралась на шаткую стремянку и осмотрела потолок. Ничего не понимаю. Неужели все-таки привиделось, а? Отказываюсь понимать. Я сосредоточенно потеребила кончик носа. Н-да, дела...
Кажется, все осмотрела. Больше мне здесь делать нечего. И я покинула библиотеку, терзаемая сомнениями.
Больше вплоть до самого вечера делать нечего. Если все пойдет по плану, то на исходе дня я встречусь с чистым ручьем сокровенного знания.
Так, кажется, назвала Ванду тетя?
Эх, тетя... Наивная и доверчивая... О романтике загробного мира я ей загнула, чтобы растрогать, нагло подлизаться и заставить свести с Вандой. Я добилась чего хотела. За завтраком тетя сообщила, что Ванда с благосклонностью отнеслась к протекции, но прежде чем она даст окончательный ответ, я должна пройти собеседование и доказать, что мной движет нечто большее, чем праздное любопытство. Вот и хорошо. Вот и чудненько. Ванда будет экзаменовать меня по части оккультизма, а я тем временем присмотрюсь к ней, прикину, что за человек, можно ли доверить ей тетину психику. Тетя такая впечатлительная, такая доверчивая, обмануть ее - что два пальца облизать. Сама убедилась.
Безусловно, Ванда обманывает тетю, вопросов нет, но может, она, как и Натка, без потайного кармана, - прежде чем обмануть, обманывается сама. Я же дружу с Наткой - и ничего, даже довольна. Может, и за тетю волноваться не стоит. Но я должна убедиться, иначе мамуля... Страшно подумать...
Итак, надо убить время до вечера, если, конечно, никто не попытается убить меня раньше вечера.
"Никто" - это, конечно, ширма, простой оборот речи, я знаю кто этот самый "никто".