Смерть в Лиссабоне
Шрифт:
— К ее утверждению, хотите вы сказать?
— Утверждению, сделанному в неформальной обстановке. К тому же неуравновешенной особой, известной своей зависимостью от барбитуратов.
— Не давала ли какие-либо показания служанка?
— Мне об этом неизвестно.
— Вы не считаете, что это следует включить в рапорт, не так ли?
— Для одного дня работы вы хорошо продвинулись, инспектор. Теперь посмотрим, что нам даст гараж Валентина Алмейды. Днем я жду от вас результатов обыска и беседы с ним.
Я взял с собой Карлуша, и мы на машине направились
— Вы правильно сказали об Оливии, — проронил он, когда мы двинулись.
— Разве мы о дочери моей сейчас говорили?
— Она не такая, как другие.
— Наполовину португалка, на три четверти англичанка, — сказал я. — О чем она говорила с тобой?
— О каком-то пареньке из ее школы, у которого есть собственный «рейнджровер».
— Вряд ли «рейнджровером» можно произвести на нее впечатление.
— Он и не произвел. В том-то и дело. Она не такая, как другие. Спросила, к чему, по моему мнению, может стремиться семнадцатилетний парень, у которого в его возрасте уже есть «рейнджровер».
— И что ты ей ответил?
— Ответил, что, имея «рейнджровер», он может стремиться к чему-то большему, чем просто материальное благополучие.
— Она согласилась с таким ответом?
— Нет, — сказал он. — Она утверждает, что «рейнджровером» он уже непоправимо испорчен. Мы поспорили. Это было увлекательно.
— Спорить — это ее конек, — сказал я, покосившись на Карлуша, который упорно прятал от меня глаза. — Идеи… В девчонках, ее ровесницах, ей не хватает именно этого. Ну и как бы ты ее охарактеризовал?
Он насторожился.
Пробка двинулась с места. Музыка за окнами соседней машины смолкла. Мысли Карлуша переключились на другое.
— Вы долго пробыли там, — заметил он.
— О чем это ты?
— О Нарсизу. Вы только это и обсуждали… самоубийство сеньоры Оливейры?
— И то, что она утверждала относительно мужа.
— А вообще о том, как идет расследование, говорили? — после некоторого колебания спросил он.
— Он интересовался, как мы с тобой ладим.
Карлуш напрягся.
— Наверное, ему стало известно о драке.
— Судя по всему, она у тебя не первая.
— Я подрался с Фернандешем из полиции нравов.
— Я не знаю Фернандеша, — сказал я. — А в чем было дело?
— Свинья он, этот Фернандеш, — сказал Карлуш, глядя в ветровое стекло. — Якшался с сутенерами и проститутками. И меня хотел втянуть в эту компанию. Я отказался. Тогда он спросил, уж не мальчиков ли я предпочитаю. И я ему врезал.
— Надо было постараться сдержаться.
— А я не только не сдержался, но так двинул его в живот, что он минут пятнадцать на ноги подняться не мог. На следующий же день меня от него и перевели.
— Я рад, что у нас дело не зашло так далеко.
— Не должен я был поднимать
— Судя по всему, он человек правильный.
— Он стойкий и гордый алентежанец, все еще любящий отведать на Рождество поросячьи ушки и хвостик.
— Вареные?
— Нет, жаренные на вертеле.
— Да уж, правильный человек.
К гаражам мы подъехали в обеденное время. Они были заперты, открыта была только мастерская. Через маленькую дверцу мы проникли внутрь, где стояла страшная вонь. Свет не горел. Мы достали фонарики, протиснувшись мимо стоявшей стремянки. Карлуш нырнул за какую-то черную занавеску. Я поднялся на стремянку. Карлуш боролся с тошнотой, потому что запах был нестерпимым. Я влез на настил под самой крышей. Электрического щитка я по-прежнему не мог обнаружить, зато увидел вокруг дорогое компьютерное оборудование, видеокамеру и телевизор. Вдоль стены разместились пластиковые головы с надетыми на них париками; глаза голов были выжжены вдавленными окурками.
— Pогrа! [32] — сказал Карлуш.
— Ты про что?
— Про вонь. Я понял, откуда она. Тут внизу дохлые цыплята.
— Цыплята?
— Ну да, именно… и еще змея.
— Терпеть не могу змей. Она хотя бы в клетке?
— Думаете, я так спокойно сообщил бы вам о ней, будь она на свободе?
Я спустился к нему и очутился как бы на сцене. В глубине этой сцены находилось семь пар стилетов, три прорезиненных плаща, кровать, сундук, мопед, пустая канистра и набор рабочих инструментов.
32
Черт возьми! (португ.)
— Видите, чего из инструментов не хватает? — спросил Карлуш.
Судя по всему, отсутствовал тяжелый молоток.
— Давай-ка все-таки поищем, где включается свет.
— Там, над мопедом, есть щиток.
— Включи, и полюбуемся, чего он тут наворотил.
Карлуш вспрыгнул на сундук, открыл дверцу щитка, потянул рубильник. Раздался громкий треск, и наверху зажглись четыре мощных прожектора.
— Черт! — вскрикнул Карлуш. — Это же… Бежим! Быстро!
Прожекторы в студии внезапно погасли, погрузив все во мрак; вокруг щитка вспыхнули желтые языки пламени. Карлуш с грохотом перелетел через мопед, я наткнулся на перегородку, больно ударившись о нее плечом, и стянул вниз занавеску. Карлуш уже был за моей спиной, когда я услыхал хлопок — это вспыхнула канистра с бензином. Мы вывалились наружу, сопровождаемые пламенем и дымом. Я влез в машину и быстро отогнал ее от гаражей. Карлуш вызвал пожарных. Прислонившись к капоту машины, стоявшей теперь у противоположного ряда гаражей, я глядел, как полыхает «секция 7 Д». Карлуш еще не пришел в себя — он метался возле машины, взмокший и злой как черт.