Смерть в рассрочку
Шрифт:
Мощным побуждающим импульсом для принятия решения о вводе войск в соседнюю дружественную страну сыграло смещение Амином с поста президента и последовавшее затем убийство Тараки. Этот кровавый произвол потряс и ошеломил советское руководство. Особенно тяжело это поразило Брежнева, недавно целовавшего Тараки на приеме в Москве. Гневный жар эмоций устранил длительные сомнения. Однако невозможно допустить, что такое решение было бы принято, если бы правящая четверка могла предвидеть его катастрофические последствия, если бы могла предположить, что локальная карательная экспедиция, какой она виделась вначале, перерастет в затянувшуюся на годы войну. Такая политическая ошибка в той международной обстановке — за пределами не подверженного патологическим отклонения человеческого разума. Если нападение Гитлера на СССР с полностью отмобилизованной, блестяще подготовленной армией, имеющий надежный тыл с перспективой его усиления и развития, считать авантюрой, то ввод неподготовленного к боевым действиям незначительного контингента советских войск в Афганистан, можно бы считать авантюрой
Осуществлен был лишь первый пункт этой программы. Амина во время штурма президентского дворца ранили и затем добили спецназовцы КГБ; Кармаль въехал в Кабул на советской броне. В остальном дела пошли совсем не по сценарию, который тут же принялись кромсать и переделывать на свой лад неучтенные в нем персонажи. Официально осудив советскую агрессию, предав анафеме «империю зла», иностранные государства потирали руки от удовольствия, радуясь, что советы вляпались в эту грязную, кровавую историю, взорвавшую престиж страны. Требуя немедленного вывода советских войск, они делали все возможное для того, чтобы войска оставались в Афганистане как можно дольше. И их усилия окупились больше, чем вполне.
Все это умудренному опытом наших и чужих политических махинаций разведчику Ярмошу было понятно. Чего он до сих пор никак не мог понять, так это мотивов наглой бессмысленной лжи правительства Брежнева, которое за несколько часов до вторжения через «Правду» известило мир, что ввод советских боевых частей на афганскую территорию — чистейший вымысел.
Прошедшая через его руки информация о Кармале не вызывала симпатий к новому президенту Афганистана, ранее заместителю первого секретаря ЦК НДПА, затем посла в Чехословакии. Болезненно самолюбивый, капризный, обидчивый, он не пользовался ни доверием, ни уважением как своих соратников и всего народа страны, так и советских советников — а непосредственно с ним имели дело лучшие из них, компетентные умные люди. Решив лично стать вершителем судьбы страны, Кармаль внимательно выслушивал советы, тщательно записывал их, благодарил, но… советам не следовал, а поступал по-своему и каждый раз поступал неумно или никак не поступал. После очередного просчета, выслушав очередные советы, заверял, что вот теперь он все понял и ошибок больше не будет, и опять принимал самостоятельные решения, и снова ошибочные. Именно он позволил втянуть страну в длительную бесперспективную войну. С объявлением политики национального примирения не он, президент республики, а советское командование удерживало афганских военачальников от проведения все новых и новых боевых операций. Не Кармаль, а русские советники делали все, чтобы сблизить государственную власть с оппозицией в провинциях.
Сменивший Брежнева на Олимпе власти Андропов — его считают главным инициатором ввода советских войск в Афганистан — был первым, кто из «небожителей» понял, что была допущена ошибка, за которую страна вынуждена слишком дорого платить, и что необходимо мирное, политическое решение афганской проблемы. В середине 1983 года он жестко предупредил Кармаля, чтобы тот не рассчитывал на длительное пребывание в его стране советских войск, и не мешкая расширял социальную базу своего правительства политическими методами. Для Кармаля, чувствовавшего себя вполне уверенно за спиной советских войск, это стало неожиданностью. Он стал просить Андропова повременить с выводом войск: «Нам требуется время, чтобы как следует научиться воевать». Андропов ответил: «Нет. Мы уйдем». Смерть не дала ему довести дело до конца. А безосновательные амбиции Кармаля довели его до утраты поста президента и политической смерти. Он снова стал тем, кем был по своей сути — человеком среднего интеллекта, выдающегося самомнения и скверного, склонного к самодурству характера, больше, слава богу, не обремененного заботами о судьбе соотечественников.
Впрочем, после победы апрельской революции, по существу представлявшей собой банальный государственный переворот, все так или иначе оказывавшиеся у руля власти меньше всего думали о судьбе народа и отечества и больше всего были озабочены своей судьбой и ролью в отечестве.
В этом отношении ничем не отличался от своих предшественников сменивший Кармаля в мае 1986 года на посту первого секретаря ЦК НДПА, а в ноябре следующего года и на посту президента республики, Наджибулла. Однако он отличался от Кармаля в другом — был умнее, и изощреннее дрался за удержание власти в своих руках. Пуштун, врач, член НДПА со дня ее основания, руководитель нелегального Демократического союза студентов, секретарь Кабульского комитета партии, посол Афганистана в Иране, в 1980-1985 годы глава органов государственной безопасности, генерал-лейтенант, Наджибулла прошел отличную школу партийной демагогии, жестокого подавления инакомыслящих, политической беспринципности. Широко образованный, владеющий несколькими языками, внешне вполне европеец, он более других олицетворял собой образ современного восточного владыки. Среди своих он откровенно презирал европейские социальные отношения, культуру, нравы и если не поддерживал мусульманских фундаменталистов, то лишь
В стремлении сохранить за собой высшую власть в стране он проявлял поразительную изворотливость, прикрывая ее, якобы, наивностью и недопониманием. В декабре 1986 года Горбачев сообщил ему о твердом решении советского руководства вывести из Афганистана войска и подчеркнул, что политика национально примирения должна распространяться на все политические силы, включая и те, которые борются против власти с оружием в руках. Поговорив с другими советскими деятелями, не заинтересованными в скорейшем выводе войск, Наджибулла интерпретировал мысль главы советского правительства так: на компромисс надо идти с теми, кто не выступает против НДПА… Горбачев внушал ему, что ради примирения надо поделиться с другими политическими партиями и движениями минимально половиной реальной власти. Проконсультировавшись у тех же советских деятелей, Наджибулла выхолостил мысль, и заявлял о дележе не реальной власти, а министерских портфелей — полупустых и пустых, изготовленных специально для этой цели…
Согласившись на избрание Наджибуллы президентом Афганистана, Горбачев настаивал, чтобы избрание было результатом компромисса, чтобы избирала нация, а не назначало руководство НДПА. И снова с благословения высокопоставленных советских руководителей Наджибулла ставит все с ног на голову и заявляет, что он «считает разумным решение о том, чтобы ЦДПА оставила за собой пост президента»…
Настаивая, чтобы Лойя Джирга отображала все политические силы страны, Горбачев, видимо, наученный опытом общения с изворотливым афганцем, уточнил, что должно быть выдвинуто на пост президента несколько кандидатур — три-четыре, включая самого Наджибуллу. Тот заверил, что именно так и будет. Впрочем, он всегда соглашался, но поступал так, как считал для себя выгоднее, и предварительно заручившись поддержкой влиятельных лиц из окружения Горбачева. Так было и на этот раз. Посовещавшись с нужными людьми, Наджибулла истолковал дело так, будто Горбачев выразил желание, чтобы его, Наджибуллы, кандидатура была выдвинута на президентский пост не только НДПА, но и еще какими-то организациями…
Он был избран президентом страны. В его руках оказалась мощная по региональным меркам армия — около трехсот тысяч обученных советскими командирами бойцов. Командование, прошедшее через советские военные академии и училища, уже имело опыт организации и ведения боевых действий, приобретенный в совместных с 40-й армией крупных операциях. Советский Союз дал афганской армии боевую технику и оружие — танки, боевые машины пехоты, бронетранспортеры, различную артиллерию, боевую и транспортную авиацию, включая вертолеты, что особо важно для войны в горах Афганистана. Вертолет — это авиационная пушка, пулеметы, гранатометы, обеспечение огнем с воздуха, средство переброски войск до боя и в бою, эвакуация раненых. Позаботились и об обеспечении афганских подразделений и частей всеми видами запасов, прежде всего боеприпасами. Вооруженная оппозиция, конечно, ничего такого не имела и не могла иметь. После вывода 40-й армии войска оппозиции еще много лет не могли сломить правительственные вооруженные силы. Они обеспечивали Наджибулле контроль над большинством крупнейших городов страны.
Но об этом полковник Ярмош, не будучи ясновидящим, знать не мог. Не мог он предвидеть и того, что Наджибулла сменит облик НДПА, назовет ее Партией отечества, откажется от марксистско-ленинской идеологии, день окончательного вывода советских войск — 15 февраля — узаконит как День национального спасения, а советские войска официально назовет оккупантами.
Это будет позже. Однако и теперь имеющиеся в его распоряжении данные вполне раскрывали сущность Наджибуллы со всеми его азиатскими хитростями, мусульманским коварством и запутанными, как лисьи следы, политическими устремлениями. Наверное, это видели и в Политбюро ЦК КПСС, и в правительстве СССР. Но очень уж жестким был дефицит порядочных людей в политическом руководстве Афганистана. А обвинять политика в подлости все равно, что обвинять тигра в зверстве. Только тигр, пожирая жертву, не рычит о том, что делает это ради ее же блага.
Бог весть почему — во всяком случае, не по профессиональному признаку и не в силу выдающегося интеллекта — назначенный министром иностранных дел СССР Шеварднадзе заявил в интервью «Известиям»: «Решение о вводе войск принималось за закрытыми дверями несколькими высшими руководителями страны. Я, в ту пору кандидат в члены Политбюро, как и некоторые другие мои товарищи и коллеги, был просто поставлен перед фактом». Это было сказано много позже свершившегося факта и, видимо, в пику своему предшественнику на посту министра Громыко, который, кстати, утверждал, что Политбюро ЦК КПСС единогласно приняло решение о вводе войск в Афганистан. Ну, а если Шеварднадзе был бы поставлен не перед фактом, а перед голосованием решения могучей четверки? Он, даже среди завзятых льстецов особо выделявшийся славословием в адрес Брежнева, проголосовал бы против? Предположение нелепое и невероятное. Да и весь Верховный Совет в его тогдашнем составе, конечно, единодушно одобрил бы «мудрое» решение Политбюро. И то, что решение не было вынесено на обсуждение номинально Высшего органа государственной власти страны свидетельствует не о боязни отказа в поддержке, а об откровенном пренебрежении к морально выдрессированным депутатам.