Смерть в рассрочку
Шрифт:
— Не возражаю, пьет грамотно, — улыбнулся Максим Петрович. — К тому же, будет о чем поговорить.
— Для соседей он — один из твоих многочисленных бывших аспирантов, — продолжал Иван Никандрович, — приехавший, например, из Хабаровска навестить своего любимого профессора, а также, чтобы не выглядело слишком уж умильно, за содействием в публикации своих исследований.
— Вы что-нибудь смыслите в химии, Валерий? — поинтересовался профессор.
— Ничего.
— Тем лучше. Больше, чем я в химии полимеров вы вряд ли могли бы знать, а если меньше, мне не интересно. Зато вы наверняка сведущи в чем-нибудь другом, чего не знаю
Максим Петрович Куценко в не столь далеком прошлом был кадровым разведчиком, много лет проработал в Бельгии, владея купленным на деньги ГРУ предприятием по производству всевозможной продукции из полимеров. Так как приходилось частенько выполнять заказы для армии, он был вхож в весьма высокие военные круги. На его счету было девять вербовок, и ни один из завербованных им людей ни разу не дал ни единого повода для сомнений. Над ним не висела угроза провала, но работа для процветания предприятия и на разведку изматывала так, что нельзя было исключить срыва. Он устал душой и телом и попросился домой. Вполне понимая его состояние, начальство не возражало, но отложило возвращение, пока не найдется достойная его замена. Замена нашлась через год. Куценко «продал» предприятие, которое давно уже сторицей окупило первоначальные затраты ГРУ, своему сменщику и вернулся в Союз. Некоторое время работал в аппарате Управления. Почти сразу после возвращения защитил диссертацию по химии полимеров, которая была единодушно оценена как докторская. Дослужившись до генеральского звания, Куценко вышел на пенсию, и стал преподавать в институте, преподавал и сейчас.
Жена его умерла лет пять назад. Сыновья давно покинули отчий кров, закончив один академию имени Фрунзе, другой — имени Жуковского. Оба служили далеко от Москвы, отца навещали редко. Работа в институте увлекала Максима Петровича, но дома он постоянно ощущал отсутствие живого человеческого общения. И когда у него попросили разрешения иногда использовать его громадную квартиру для конспиративных встреч, профессор охотно согласился. Это давало ему памятное ощущение причастности к прежней работе, по которой, как неожиданно выяснилось для него самого, он тосковал все эти годы, чувствуя себя словно бы выведенным из горячащих кровь схваток в ленивый мирный тыл.
— Вообще-то, Валерий — юрист, — сказал Иван Никандрович. — Правда, еще не практиковавший.
Проследив взгляд Игоря, задержавшийся на пианино, стоявшем в простенке между окнами, Максим Петрович вопросительно посмотрел на него.
— Когда-то закончил музыкальную школу по классу фортепьяно, —отвечая на его немой вопрос, сказал Игорь. — Но и тут я не могу быть вам интересным. Почти уже семь лет без практики.
— Что ж, будем беседовать об истории дипломатии и проектировать ее на нынешние события, — сказал профессор.
— Лучше бы о чем-нибудь другом, — улыбнулся Ярмош.
Старик рассмеялся:
— Хорошо, будем смотреть телевизор, и комментировать бесконечное множество вырабатываемой там глупости.
— И тебя затягивает? — спросил полковник.
— Нет. Информационные программы смотрю всегда, остальное — изредка, трудно переносить всю эту чепуху. Как ни включишь программу, так непременно натыкаешься на какую-нибудь безголосую, но тем не менее заслуженную ворону или на хрипуна, и тоже заслуженного. Голоса им заменяют телодвижения, а то и просто акробатика на сцене. И если эта дребедень называется культурой, тогда ума не приложу, что можно назвать бескультурьем.
— Тлетворное влияние Запада, — с улыбкой заметил Сергей.
— У Запада невредно бы кое-чему и другому поучиться, — серьезно сказал Максим Петрович, — например, работать. Ну, ладно, оставляйте мне аспиранта. Я ведь разговорился, чтобы подольше вас удержать. Но, вижу, спешите смыться. Идите пошепчитесь, и больше не стану вас задерживать. Ярмош, Сергей и Игорь вышли в прихожую.
— Значит так, Валерий, — сказал полковник. — Ты свободен сегодня и завтра до четырнадцати часов. Погуляй по столице. Завтра за тобой заедет Сергей и отвезет, куда нужно. Встретишь его на улице у подъезда, чтобы ему не пришлось лишний раз светиться перед дверью.
— Понял, — кивнул Игорь и спросил. — Как будет с питанием?
— Хорошо будет. Утром к Матвею Петровичу приходит женщина и готовит на целый день. Теперь будет готовить на двоих. Раз в неделю приходит еще одна женщина и делает генеральную уборку. Разумеется, люди проверенные. В Кабуле тебе достаточно денег дали?
— Погулять недельку вполне хватит, — улыбнулся Игорь.
— Хорошо, что хватит, только погулять не придется. Если не хватит на какие-нибудь покупки жене, матери, — скажешь.
— Спасибо.
— И еще такая интимная вещь, — подключился Сергей. — Обслуживать вас приказано по высшему разряду. Ты ведь наверняка там истосковался по женщинам.
— Естественно, — усмехнулся Игорь.
— Это можно организовать.
Кондратюк рассмеялся:
— Как это ни тяжело, организовывать не надо.
— Как знаешь.
— Ты сказал: обслуживать вас?..
— Да, — подтвердил Сергей. — Вас пять человек, группа, ты — командир группы. Если людей для проведения операции окажется недостаточно, получишь столько, сколько понадобится. Если на наш взгляд — именно столько и понадобится, — строго уточнил он.
Это был голос уже не того человека, который свободно болтал в машине, это говорил куратор. Его можно было попробовать убедить в правоте твоей точки зрения, а не удастся, тогда данные им указания придется выполнять как приказ.
Кондратюку нравился этот парень, звание которого ему не сочли нужным сообщить. Но он давно уже привык сам принимать решения, и до сих пор все они были правильными. Значит, ему нельзя отказать ни в умении четко анализировать любую ситуацию, ни в высоком профессионализме. И им это известно, иначе, надо полагать, он не оказался бы здесь. Зачем же тогда заранее ставить его в положение просто бессловесного исполнителя чужой воли? Для этого вовсе не нужен его опыт, накопленный почти за семь лет войны. К тому же, могли бы найти и более покладистого человека. Ведь они, похоже, знают о нем все.
— Если я командир группы, и мне доверено, как я понял, задание особой важности и риска, вам придется не только приказывать, но и считаться с моим мнением, — сказал он. — Иначе вам придется отправить меня обратно. До 14.00 завтрашнего дня у вас хватит времени найти мне замену. Во мне говорят не гонор или строптивость. Не хочу вас обидеть, я вас просто не знаю. Возможно, ваши приказы будут единственно верными. Но в Афганистане мне много раз приходилось выслушивать строжайшие приказы, расписывавшие мои действия чуть ли не до количества шагов в том или ином направлении, однако на деле для выполнения задачи приходилось действовать исходя из реальной обстановки и собственного разумения.