Смерть в театре «Дельфин»
Шрифт:
— А вы каким образом об этом узнали?
— Вспомнил! — воскликнул Перигрин. — Когда я рассказывал труппе о перчатке!
— Верно. Гарри сказал, что об этом должна узнать миссис Констанция Гузман, и при этом покосился на Маркуса в своей особой манере. Маркус покраснел как рак. Тем же вечером я встретился с Гарри и Чарльзом Рэндомом в пабе, Грав и пересказал нам эти приключения с Гузман. Должен признаться, мы жутко хохотали, когда он, изображая миссис Гузман, тянул: «Я хочу отдаться на вашу милость! Мне нравится быть в вашей власти! Ах, не предавайте меня! Ах,
Перигрин раздражённо фыркнул.
— Вот именно, — отреагировал Джереми. — Я не стал тебе это пересказывать, отлично зная твою нелюбовь к театральным сплетням.
— Другие члены труппы в курсе? — поинтересовался Аллен.
— Полагаю, что да.
— Гарри, безусловно, поделился с Дестини, — сказал Перигрин.
— Да, — подтвердил Джереми с несчастным видом. — При мне. За ужином.
— Вам придётся отправиться к сейфу в сопровождении двух офицеров полиции, — сказал Аллен, — изъять перчатку и передать её им. Затем вас попросят подписать ваши показания. Будет ли вам предъявлено обвинение, я пока сказать не могу. По-моему, вы действовали почти как лунатик, но с формальной точки зрения вы — вор.
Джереми, побелевший так, что его веснушки казались коричневыми конфетти, запинаясь, обратился к Перигрину:
— Я чувствую себя как последняя свинья. Мне очень скверно.
С этими словами он двинулся к двери. Фоке мгновенно оказался перед ним.
— Минуточку, сэр, прошу вас.
— Все в порядке, Фоке, — вмешался Аллен. — Мистер Джонс, не будете ли вы любезны отправиться туда, где стоит сейф? Двое наших людей встретят вас, примут перчатку и проедут с вами в Скотленд-Ярд. На данный момент все. До свидания.
Джереми быстро вышел из кабинета. Было слышно, как он пересёк фойе и побежал вниз по лестнице.
— Джей, задержитесь, пожалуйста, — сказал Аллен. — Фоке, займитесь.
Фоке подошёл к телефону и набрал номер Скотленд-Ярда.
— Насколько я понимаю, этот молодой человек — ваш близкий друг? — сказал Аллен.
— Да. Мистер Аллен, я понимаю, что это ничего не изменит, но все-таки, если мне можно сказать одну вещь…
— Конечно. Почему бы нет?
— Спасибо, — с лёгким удивлением поблагодарил Перигрин. — Собственно говоря, две вещи. Во-первых, у Джереми ведь не было мотива грабить сейф прошлой ночью, учитывая его признание, так?
— Если он сказал правду — не было. Но если он допускал, что подлог может открыться и начнётся следствие, мотив вообразить нетрудно. Однако в полицейской работе мотивы — не самое главное. В данный момент мы собираем факты. Что вы хотели сказать во-вторых?
— Нечто неубедительное — с точки зрения только что сказанного вами. Джереми действительно мой самый близкий друг, поэтому я не могу говорить непредвзято. Но я обязан заявить, что он совершенно не способен на насилие. Он порывист, может взорваться. Он раним. Однако он исключительно мягок и абсолютно не в силах сделать то, что произошло ночью в театре. Я уверен в Джереми в этом отношении так же, как уверен в себе. Извините. Я понимаю, что подобные доводы не могут повлиять на полицейское
— В качестве грубого, толстокожего полицейского выражаю вам глубочайшую признательность, — с улыбкой произнёс Аллен. — Я рад узнать ваше мнение о Джереми Джонсе. Ведь не каждый раз встречаешь незаинтересованного свидетеля с ценными наблюдениями.
— Простите.
— За что? Кстати, прежде чем мы продолжим, не объясните ли вы положение дел между Найтом, Мейд, Брейс и Гравом? В чем суть? Характерная актриса обижена, а тем временем восходит вторая звёздочка? Или что?
— Стоит ли спрашивать меня, если вы сами все видели? — кисло осведомился Перри.
— И плюс блистательный молодой декоратор в хвосте свиты без всякой надежды на продвижение?
— Да. Вот именно.
— Хорошо. Оставим пока это. Вы не знаете, кто именно может быть покупателем из США?
— Понятия не имею. Это конфиденциальные сведения. По крайней мере, я понял Гринслэда именно так.
— Случайно, не миссис Констанция Гузман?
— Да не знаю я! Совсем ничего не знаю. Мистер Кондукис, в конце концов, может быть просто с ней знаком. Да это и не особенно важно.
— По-моему, они знакомы. Во всяком случае, она была на «Каллиопе», когда произошло крушение. Одна из немногих спасшихся, если не ошибаюсь.
— Подождите-ка… Тут что-то есть… Подождите…
— С удовольствием.
— Я только что вспомнил… Мелочь, конечно. Однако я вспомнил один эпизод… Когда ещё шли репетиции, Кондукис появился в театре и сообщил, что мы можем выставить реликвию на всеобщее обозрение… Гарри вошёл, когда мы разговаривали в этом кабинете. Он сиял, как медный грош, и нисколько не смутился. Он поздоровался с мистером Кондукисом, словно на время пропавшим дядюшкой, осведомился, не ходит ли тот на яхте, и попросил напомнить о нем миссис Г. На свете, разумеется, тысячи миссис Г., но когда вы заговорили о яхте…
— Как Кондукис отреагировал?
— Как обычно. Никак.
— У вас есть какие-нибудь соображения по поводу характера его обязательств перед Гравом?
— Ни малейших.
— Шантаж например?
— Не думаю. А Кондукис, если вас заинтересует и эта линия, мне кажется, в своём уме. Да и Гарри, насколько мне известно, тоже. Насчёт шантажа… тут я ни в чем не уверен, хотя вряд ли. Он чудак, он вечный нарушитель мира в любой труппе, но я не считаю его порочным, способным на преступление.
— Почему?
Перигрин немного подумал.
— Наверное, потому, — сказал он с лёгким оттенком удивления, — что он забавен. Во всяком случае, он меня смешит. В театре он сотни раз доводил меня до белого каления, а потом как скажет что-нибудь возмутительно-скандальное, так едва смех удержишь, несмотря на злость. Скажите, вам доводилось обвинять в убийстве подобного клоуна?
Аллен и Фоке призадумались.
— Не помню, — осторожно проговорил Фоке, — чтобы в случаях душегубства мне приходилось натыкаться на смешные стороны. А вы, мистер Аллен?