Смерть в театре «Дельфин»
Шрифт:
— Но не до? Не в момент, когда вы разговаривали с ним?
— Тогда не помню. Его не было видно.
— Пожалуйста, Джей, никому ничего не говорите об этом пиджаке. Это исключительно важно. Не говорите даже Эмилии.
— Хорошо. А можно узнать почему? Аллен коротко объяснил.
— Понятно. Но ведь это не особенно продвинуло вас вперёд, не так ли?
— Если никто не знал о том, что пиджак сменил хозяина…
— Да, конечно. Я не сообразил.
— Ну вот. Теперь действительно все. Извините, что задержал вас.
Перигрин направился было к двери, но, поколебавшись, обернулся:
— Я
— Спасибо. Я рад, что вы решили помочь. Вас не затруднит передать мне написанное сразу же, как только оно будет готово?
— Да, конечно. Где вас найти?
— В течение следующего часа здесь, а затем не знаю. В театре будет дежурить полицейский. Я введу его в курс дела. Вы действительно согласны?
— Не думаю, что мои записки окажутся полезными.
— Кто знает… Итак, до свидания. Пожалуйста, попросите по дороге зайти сюда мистера Найта.
— С удовольствием. Учтите, что уже половина первого. Думаю, он грызёт удила.
— Вот как? Ну что же. Зовите его.
Глава 9
ВЕЛИЧЕСТВЕННЫЙ НАЙТ
Маркус Найт не столько грыз удила, сколько впал в зловещую высокопарность. Когда Аллен принёс свои извинения за то, что заставил чересчур долго ждать, он только помахал рукой, словно говорил: «Не стоит об этом, но…"
— В нашей работе никогда не знаешь заранее, как долго будет длиться беседа, — сказал Аллен.
— От моего внимания не ускользнуло, — величественно произнёс Найт, — что вас уже почтили визитом.
— Вы о Хартли Граве? Да. Он кое о чем подумал.
— Он думает о массе вещей; большинство из них оказываются просто мерзкими.
— Вот как? По-моему, думать — занятие вполне безобидное. Мне интересно знать, обратили ли вы внимание на его пиджак.
Мистер Найт с явным отвращением признал, что обратил, и сухо добавил:
— Впрочем, тут нечему удивляться. Содержание обычно выражается в адекватной форме. Мой Бог, что за одеяние! Как он посмел!..
Аллену стало ясно: о том, что пиджак перешёл к Джоббинсу, он ничего не знает.
Аллен коротко перепроверил передвижения Найта. Из театра он поехал на «ягуаре» прямо домой, в Монтпелье, где, как обычно, поужинал в заведении, которое содержала супружеская пара итальянцев. Было это, кажется, в самом начале двенадцатого. Он никуда не выходил, однако не сможет этого доказать.
Исключительно мужская безупречная красота встречается не так уж часто. Маркус Найт был одарён ею в высшей степени. Овальное лицо, точёные черты, удивительный разрез глаз, блестящие волосы могли бы пригрезиться какому-нибудь ренессансному художнику, не говоря уж о графтоновском портрете Шекспира. Под одеждой угадывалось стройное гармоничное тело. Артист двигался, как пантера. Сколько ему лет? Около тридцати пяти? Или сорок? Впрочем, это не имело значения.
Аллен заговорил о его бесподобной роли и постепенно подвёл к обсуждению работ его коллег. Замечания Найта были острыми, но предельно эгоистичными, с изрядной долей неприязни, особенно когда речь зашла о Гарри Граве. Выяснилось, что прочтение роли В.Х. Гравом абсолютно неверно. Его игра эстрадна,
Аллен перевёл разговор на кражу перчатки и документов. Найт обрадовался известию о том, что они найдены, и, не сводя глаз с Аллена, все допытывался: точно ли, что реликвии не пострадали? Это совершенно, вне всякого сомнения достоверно? Аллен заверил его в этом и заговорил об уникальности реликвий. Найт несколько раз величественно наклонил голову в знак согласия.
— Уникальны, — протянул он на воркующих нотах. — Совершенно уникальны.
"Интересно, — подумалось Аллену, — что бы он сказал, знай о подлоге, совершенном Джереми».
— По крайней мере, — беззаботно продолжал он вслух, — мистер Кондукис и анонимный покупатель из Америки могут вздохнуть спокойно. Мне очень любопытно, кто она такая.
— Она?!
— О, разве я сказал «она»? — воскликнул Аллен. — Наверное, я подумал о миссис Констанции Гузман.
Лицо Найта мгновенно поменяло оттенок: от сливового до пурпурного и обратно. Он грозно сдвинул брови. Втянул верхнюю губу. В голове у Аллена промелькнуло: «Как жаль, что роль Шекспира исключает подобные демонстрации ярости».
— Что этот индивид, — вопросил он, вставая и возвышаясь над Алленом, — этот Грав сказал вам? Я требую ответа. Что он сказал?
— Вы имеете в виду, что он сказал о миссис Констанции Гузман? Ничего. Зачем бы ему заводить о ней речь?
— Вы лжёте!
— Уверяю вас, нет, — спокойно произнёс Аллен. — Грав действительно не упоминал о ней в разговоре со мной. Но она — известный коллекционер. А в чем дело?
Несколько секунд Найт яростно созерцал его и не произносил ни звука. Фоке тихонько откашлялся.
— Клянётесь ли вы, — начал Найт на самых тихих регистрах своего замечательного голоса, постепенно переходя на крещендо к концу фразы, — клянётесь ли вы, что имя Гузман не было — упомянуто — в связи — с Моим Собственным. Сегодня. Здесь. В этой комнате. Можете ли вы поклясться? А?!
— Нет, не могу. Упоминалось.
— Все! — внезапно взревел Маркус. — Хватит! Это последняя капля! Он перешёл всякие границы. Не возражайте мне! Он обманул глубокое, глубочайшее доверие. Оказанное в момент слабости. С моей стороны. Прежде чем я узнал, насколько этот человек фальшив! Он — рассказал — ей. Мисс Мейд? Дестини? Можете не отвечать. Я вижу по вашему лицу.
— Я ещё не разговаривал с мисс Мейд, — возразил Аллен.
— Они оба смеялись! — прорычал Найт. — Надо Мной!
— О, для вас это совершенно непереносимо, если так было, — заметил Аллен, — но, простите, по-моему, это совершенно не относится к обсуждаемому вопросу.
— О да, — страстно подтвердил Найт. — По-вашему. Но — видит Бог! — я рассею ваше заблуждение. Я сдерживал себя. Я не позволял себе говорить об этом человеке. Я был щепетилен, чтобы меня не сочли пристрастным. Но теперь — теперь! — Я скажу вам с абсолютной уверенностью в собственных словах: если, как вы считаете, противный мальчишка ни в чем не виноват и подвергся нападению того человека, который убил Джоббинса, то когда он придёт в себя и вспомнит, кто это был, — его палец укажет на В. Хартли Грава. Да, да!