Смертельные враги
Шрифт:
– Вы жестоки в вашей откровенности, сударь, – проскрежетал Филипп.
Пардальян принял простодушно-удивленный вид, что он делал всякий раз, когда собирался сказать нечто из ряда вон выходящее.
– Почему? Я говорил с королем Франции с той же самой откровенностью, которую вы расцениваете как жестокую, и он ничуть не оскорбился... напротив... По правде говоря, вряд ли мы с вами сможем понять друг друга, – мы говорим на разных языках. А с Францией так будет всегда: вы не будете понимать ваших подданных, они же не будут понимать вас. А потому лучше всего вам оставаться тем, что вы есть сейчас.
На мертвенно бледном лице Филиппа появилась улыбка.
– Я обдумаю ваши слова, поверьте мне. А пока я хочу оказать вам все знаки внимания, подобающие человеку ваших достоинств. Будет ли вам угодно присутствовать на завтрашнем воскресном аутодафе?
– Тысяча благодарностей, сир, но подобные зрелища внушают отвращение моей слишком нервной натуре.
– Мне очень жаль, сударь, – сказал Филипп с искренней любезностью. – Но, в конце концов, я желаю развлечь вас, а не навязывать зрелища, которые подходят нам, испанским дикарям, но наверняка могут оскорбить вашу изысканную французскую чувствительность. Испытываете ли вы подобное же отвращение к корриде?
– Вот к ней – нет! – ответил, не моргнув глазом, Пардальян. – Признаюсь даже, я был бы не прочь посмотреть на этот самый бой быков. Мне уже довелось слышать о знаменитейшем тореадоре Андалузии, – добавил он, пристально глядя на короля.
– Эль Тореро? – спокойно спросил Филипп. – Вы посмотрите на него... Я приглашаю вас на корриду послезавтра, в понедельник. Вы увидите необычайное зрелище, которое, я уверен, удивит вас, – продолжал Филипп, и его странная интонация насторожила Пардальяна так же, как незадолго перед тем она поразила Фаусту.
Тем не менее шевалье ответил:
– Благодарю Ваше Величество за оказанную мне честь и не премину посетить столь любопытное зрелище.
– Ну что ж, господин посланник, я сообщу вам свой ответ на просьбу Его Величества Генриха Наваррского... И не забудьте о корриде в понедельник. Вы увидите нечто любопытное... очень любопытное...
«Ого, – подумал Пардальян, склоняясь в изящном поклоне, – уж не кроется ли тут какая-нибудь ловушка, предназначенная для меня?.. Проклятье! Но кто сказал, что этот мрачный деспот заставит меня отступить?!»
Он выпрямился; глаза его блестели.
– Я ни в коем случае не забуду, сир!
А про себя подумал: «Но и ты не забудешь те несколько истин, которые я тебе преподал.»
И решительным шагом Пардальян направился к двери.
За ним, повинуясь властному жесту Филиппа II, последовал Красная борода.
Проходя мимо своего хозяина, Красная борода на миг остановился.
– Накажи его, высмей перед всеми... но не убивай, – прошептал король.
Гигант вышел вслед за шевалье, бормоча:
– Черт бы побрал королевские капризы! Ведь так легко было схватить его за шею и придушить, как куренка!.. Или вот еще хороший способ чисто сделать работу: один славный удар кинжала, а то и шпаги... Наказать его! Ну, это еще куда ни шло, я, слава Богу, знаю, как за такое взяться... Но высмеять?.. Разрази меня гром, что бы такое придумать?
Когда Красная борода вышел, король тотчас же поднялся, встал за тяжелой парчовой портьерой, легонько толкнул дверь и принялся через щель внимательно наблюдать за происходящим.
Шевалье, казалось, и не подозревал, что за ним по пятам следует зловещая тень. Приемная, где он оказался, была огромным залом с длинными скамьями, которые тянулись вдоль стен. Зал этот был заполнен дворянами, состоящими на королевской службе, дежурными офицерами, лакеями в сверкающих ливреях (торопливые и озабоченные, они сновали взад-вперед) и неподвижными слугами, стоявшими у дверей и сжимавшими в руках эбеновые палочки. Некоторые придворные сидели на скамьях, другие прохаживались мелкими шажками, третьи, собравшись в оконных нишах, оживленно беседовали.
Время от времени сквозь толпу ловко проскальзывал какой-нибудь паж, на которого никто не обращал внимания. Иногда зал медленно, чинно пересекал священник. Но перед ним, будь то простой монах или епископ, все расступались и сгибались в поклонах, ибо король требовал от всех – и от грандов, и от мелкой сошки – глубочайшего уважения к любому служителю церкви. А поскольку король первым подавал пример, каждый, желая быть на хорошем счету, старался превзойти в этом Его Величество.
В одной из оконных ниш Пардальян увидел знакомые лица и прошептал:
– Смотрите-ка! Три бывших охранника Генриха Валуа! Они, по-видимому, дожидаются свою хозяйку, достойную Фаусту. Но я не вижу ни славного Бюсси, ни замечательного во многих отношениях племянника господина Перетти.
В этой передней, где толпилось множество людей, слышался лишь неясный шепот и приглушенный звук шагов. Возникало ощущение, что вы находитесь в церкви. Ни у кого здесь не хватило бы смелости заговорить громко.
Имея вид человека совершенно нелюбопытного, шевалье, однако, был крайне любопытен и потому несколько раз обошел весь зал. Внезапно он заметил, что над толпой, еще секунду назад сдержанно-шумной, теперь повисла гробовая тишина. И – вещь еще более странная – прекратилось всякое движение в зале. Казалось, все присутствовавшие окаменели, так что Пардальян шел словно среди статуй.
Объяснение сего феномена было, однако, очень простым.
Красная борода все раздумывал, что бы такое сделать, дабы хорошенько высмеять Пардальяна перед всеми, кто находился в приемной. А поскольку он никак ничего не мог надумать, то пока просто-напросто шел за шевалье след в след. Правда, его уловку быстро заметили. И тогда по всему залу от одного человека к другому, прошелестел шепот: сейчас что-то случится. Что именно? Никто не знал, но каждый хотел видеть и слышать. Все умолкли и застыли в предчувствии задуманного спектакля – то ли комедии, то ли трагедии.