Смертельный танец
Шрифт:
В офисе были белые стены, черные ковры и стол – похоже, из резного черного дерева. И еще была красная лаковая ширма с черным замком на вершине черной горы. На дальней стене висело кимоно в раме, алое с черным и пурпурным. Еще были две рамки поменьше с веерами: один черный с белым, изображавший что-то вроде чайной церемонии, другой синий с белым, на нем была стая журавлей. Журавли мне понравились больше всего, а времени, чтобы выбрать, было достаточно.
Со мной в комнате все время был один из полисменов. Они пили кофе, а мне не предложили. Который помоложе предложил было меня расковать, но который постарше обещал ему тухлую жизнь, если он только попробует. Он был седоватый, с глазами холодными и пустыми, как у Эдуарда. Звали его Риццо. Глядя на него, я тихо радовалась, что успела положить пистолет на пол до его появления.
А почему, можете вы спросить, меня не отвезли в участок? Ответ простой: нас осадили репортеры. Четверо полисменов вполне справлялись с регулировкой движения и сдерживанием репортеров – пока те не учуяли запах жареного. Вдруг отовсюду высунулись камеры и микрофоны – как грибы после дождя. Полицейские вызвали подкрепление и забаррикадировали место преступления и офис. Все остальное сдалось камерам и микрофонам.
Надо мной стоял – точнее, нависал, – детектив из отдела убийств. Фамилия его была Грили, он был шести футов ростом и широкий в плечах настолько, что казался квадратным. Как правило, чернокожие не совсем черного цвета, но Грили был почти черным. Лицо у него было таким темным, что играло лиловыми тенями. Коротко стриженные седеющие волосы были похожи на шерсть. Но каков бы ни был детектив – черный, белый, коричневый, – глаза у него были нейтральные, непроницаемые – полицейские. Их взгляд говорил, что они видели все на свете и не слишком высокого об этом мнения. Самое точное название для его вида – скучающий, но меня на этом не проведешь. Точно такой вид бывал у Дольфа, когда он натыкался на что-то, что разносило алиби подозреваемого вдребезги.
Поскольку у меня алиби не было, я об этом и не тревожилась. Я рассказала все как было еще раньше, чем мне зачитали права. Когда Грили стал меня допытывать, я только повторяла, что желаю адвоката. И даже сама себе начинала казаться заевшей пластинкой.
Детектив подтянул стул и сел напротив меня. Он даже чуть сжался, чтобы не так запугивать меня массой.
– Анита, когда здесь появится адвокат, мы уже не сможем тебе помочь.
Вообще-то мы были слишком недавно знакомы, чтобы он называл меня по имени и на “ты”, но пусть себе. Он притворялся моим другом, но я эту игру знала. Коп не будет твоим другом, если подозревает тебя в убийстве. Конфликт интересов.
– Все это похоже на чистейшую самооборону. Расскажи мне, как все было, и мы точно сможем договориться.
– Я желаю присутствия моего адвоката.
– Как только в дело встрянет адвокат, вся договоренность полетит прахом.
– У вас нет полномочий договариваться, – сказала я. – Я требую присутствия моего адвоката.
У него натянулась кожа возле глаз, но в остальном лицо Грили не изменилось. Однако я начинала его доставать. Что ж, это понятно.
Открылась дверь. Грили поднял голову, готовый гавкнуть, чтобы нам не мешали. Вошел Дольф, показывая нагрудную табличку. На меня он глянул лишь мельком и смотрел исключительно на Грили.
Детектив встал.
– Извини, Анита, я на минутку.
Он даже сумел дружески улыбнуться и вложил в это столько сил, что мне даже стыдно стало, что я не поверила. Кроме того, если бы он действительно хотел вести себя по-дружески, мог бы снять с меня наручники.
Грили попытался выйти с Дольфом наружу, но Дольф покачал головой:
– Офис не прослушивается, а остальные помещения – неизвестно.
– И что это должно значить? – осведомился Грили.
– Это значит, что ваше место преступления, включая потерпевшую, показывают по национальному телевидению. Вы запретили давать комментарии прессе, и потому строятся догадки. Главная версия слухов – обезумевшие вампиры.
– А вы хотите, чтобы я сообщил репортерам о том, что в убийстве обвиняется женщина, сотрудничающая с отделом полиции?
– У вас три свидетеля, и все они показывают, что миз Смит первой вытащила пистолет. Что это была самооборона.
– Такие вещи решает помощник окружного прокурора, – ответил Грили.
Забавно. Когда он говорил со мной, предлагал договориться. А в разговоре с другим копом оказывается, что лишь помощник окружного прокурора имеет на это право.
– Так и свяжитесь с ним.
– Прям щас, – ответил Грили. – Вы хотите ее отпустить?
– Она даст показания, когда мы доставим ее вместе с ее адвокатом в участок.
Грили сердито хмыкнул:
– Да, она тут страдает по своему адвокату.
– Пойдите к репортерам, Грили.
– И что им сказать?
– Что вампиры тут ни при чем. Убийство произошло в “Данс макабр” просто по неудачному совпадению.
Грили покосился на меня.
– Я хочу, чтобы она была здесь, когда я вернусь, Сторр. Никаких исчезновений.
– Мы оба здесь будем.
Грили вызверился на меня сердитыми глазами, и никакой дружеской маски на нем уже не было
– Уж постарайтесь. Может, вас сюда послали крупные шишки, но это дело об убийстве – значит, мое дело. – Он ткнул пальцем в Дольфа, но не коснулся его. – И не вздумайте встревать!
Произнеся эту реплику, Грили протиснулся мимо Дольфа и плотно закрыл дверь. Комнату заполнило молчание – хоть ножом режь.
Дольф подтянул стул и сел напротив меня, сцепил руки и стал смотреть. Я смотрела в ответ.
– Три свидетеля показывают, что миз Смит первой вынула пистолет. Она вырвала твою сумку, значит, знала, где у тебя пистолет, – сказал Дольф.
– Я его слишком засветила в этот вечер. Сама виновата.
– Я слышал, что ты приняла участие в шоу. Что там случилось?
– Пришлось поиграть в полицейского. Та женщина не хотела принимать участие в игре. Использовать противоестественную силу, чтобы заставить человека делать то, что ему не хочется, запрещено законом.
– Анита, ты не полицейский
В первый раз он мне об этом напомнил. Обычно Дольф обращается со мной как со своим человеком. Он даже поощрял меня говорить, что я в его группе, чтобы меня принимали за детектива.
– Ты меня выгоняешь из группы, Дольф? – спросила я сдавленным голосом.
Работу в полиции я ценила. Я ценила Дольфа, Зебровски и прочих ребят. И потерять все это было мне больнее, чем я готова была признать.
– Два тела за два дня, Анита, и оба – обычные люди. Черт-те сколько придется объяснять наверху.