Смертник
Шрифт:
– А, долгая история. – Проводник махнул рукой. – Пойдем, покажешь, где тут можно ноги протянуть. Столько сегодня отмахали! Там и поболтаем. Я вообще, если бы не выброс, вряд ли сюда полез бы.
– Выброс? Во блин! А я тут вторую неделю безвылазно сижу, не в курсе, что на воле происходит. Спасибо, что предупредил. А то я думаю: перекинемся парой слов да и наверх выбираться буду. Иди за мной, место покажу. Недалеко тут.
Бывшая лаборатория была девственно пуста. В тусклом свете аварийного освещения – только-только не оступиться – блестели наполовину выбитые стекла медицинских шкафов. Выцветшие пятна на треснувших напольных
Кроме той двери, в которую они вошли по указке Перца, из лаборатории выходили еще две.
– Туда даже не смотри, Грек. – Перец махнул рукой в сторону проема, расположенного между медицинскими шкафами. – Там выход в такие катакомбы, куда даже я не совался. А уж я, ясен перец, многое тут облазил.
Грек устроился на деревянном коробе, с наслаждением вытянул ноги. Пока шли, Перец заставил молодняк прихватить по ящику и теперь со знанием дела рассаживал их вдоль стены.
«Намаялся в одиночестве, – сделал вывод Грек. – Вот и рад любому общению. Сейчас его тебе хватит», – мысленно пообещал он сталкеру, искоса глянув на Макса.
Однако, вопреки ожиданиям, измученный парень молчал. Он освободился от рюкзака, удобно пристроил на груди раненую руку и закрыл глаза.
– А этот ход куда ведет? – Проводник кивнул головой в сторону второй двери, расположенной прямо за саркофагом.
– Куда надо, – сразу же отозвался Перец. – Тут еще один выход отсюда. Поплутать, правда, придется. Зато выйдешь на пустыре за заводом. А иначе чего бы я вас сюда привел?
Грек согласно кивнул и полез в рюкзак за таблетками. Голова раскалывалась.
Макс по-прежнему не открывал глаз. Клевал носом и Очкарик. Время от времени Краб бросал на проводника короткие взгляды. Грек про себя злорадно улыбнулся. Чувствует, гад, где собака порылась. Ему ярко светит караулить первым. Вон как повязки на ладонях кровью пропитались. Оно и понятно: иглы еж глубоко вонзил, от чистого сердца. Даже его, видать, этот тип успел достать.
– Повязку смени, Краб, – из чисто меркантильных соображений сказал Грек.
Случись что, такими сардельками и спусковой крючок не нащупаешь.
– Размочи в воде, быстрее отстанет, – подсказал он, видя, как Краб пытается оторвать повязку от присохших ран. Опять же с одной целью посоветовал: только дикого ора сейчас и не хватает.
– Слышал я, что Грек к молодняку относится жестко, но не думал, что ты такой зверь. – Перец усмехнулся, а деревянный ящик под ним жалобно скрипнул. – Ты пошто парня заставил голыми руками жарку отгонять?
– Сам напросился. Хочу, говорит, на собственном опыте убедиться, что жарка горячая. Иначе как разберешь, где правда, а где ложь?
Коротко вздохнул Макс, догадавшись, в чей огород камень, однако рта не раскрыл.
Помолчали. Грек видел, что Перцу ой как хочется поговорить. Только беседа, судя по тому, как он маялся, предполагалась не для посторонних ушей. Хороший сталкер Перец. Бывший диггер из Санкт-Петербурга. Приехал из Северной столицы года четыре назад с одним намерением: побродить по здешним коммуникациям. По словам Перца, в Питере для него тайн не осталось. «Выбросьте меня в любом месте в подземной канализации, – говорил он, – дорогу найду без проблем». Врал, конечно. Однако на слове его никто не ловил. Как приехал, так шасть под землю – там и сидел с тех пор. Выбирался за кордон раз в две-три недели, и то лишь для того, чтобы пополнить запасы да новости узнать. После недели, проведенной «на воле», снова рвался под землю.
Грек никогда не понимал таких сталкеров, как Перец. Артефактов он набирал с гулькин нос – дела поправить и только-только затариться. Сидеть круглыми сутками одному под землей вместе с тварями – это ж какие нервы надо иметь! Ходили, впрочем, осторожные слухи, но так, чтобы парня не подставлять, что он постепенно мутирует, оттого и старается лишний раз людям не показываться. Выбросы, они и под землей бывают, чего уж тут скрывать. Да и без них там дерьма столько, что на сотни мутаций хватит. Еще и останется. Под рубаху ему никто не лазил, слухи так и оставались слухами. А что касается соображений безопасности, то лучшего места, для того чтобы скрываться от посторонних глаз, в Зоне не найти. Бойцы «Патриота» не жаловали все, что находится под землей. Все и всех.
Так что если кто в Зоне и разбирался в том, что пряталось под землей, то это Перец.
Грек наблюдал за тем, как Краб менял повязки на руках, похожих на спинку божьей коровки – в таких же красных и черных точках. Парень мучился, но желающих помочь ему не нашлось. Даже Очкарик делал вид, что спит. Не спал, это точно, его выдавали веки, подрагивающие за стеклами очков.
Странный парень этот Очкарик. Однажды у Грека мелькнула мысль, что стекла в очках вроде как простые. Без всяких там диоптрий. На кой черт таскать на носу обычные стекляшки? Иногда они бликовали. Белые круги вместо глаз вызывали у Грека чувство внутреннего протеста и желание заглянуть туда, где скрывалось, по выражению классика, зеркало души. Молчун редкий. За трое суток если и сказал пять слов, то словно рублем одарил. Способный в сталкерском деле, и никто у него этих талантов не отнимает. Имелась ли у парня возможность выйти за кордон без проводника, безвременно сгинувшего на свалке? С таким-то исключительным чутьем? Грек оценил бы фифти на фифти. Реальный шанс. Зачем Очкарик вернулся за ним? Чего ради полез в самое пекло? Пожалел или все гораздо прозаичней и пафосная взаимовыручка на деле обернулась банальной перестраховкой?
Кто его поймет?!
– Очкарик! – не удержался проводник. – У тебя зрение какое?
– Минус единица, – хрипло ответил молчун. – Я близорук.
Близорук он, как же! Грек отвел глаза. Врет и не краснеет. Паутинку разглядел в лесу почище зрячего.
Проводник нахмурился. Он не любил загадок. Если люди, как бы они ни прятались, человеку с его опытом видны как на ладони, то неожиданные сложные задачи раздражают, чтобы не сказать больше. С остальными все ясно: Краб – подлец, Макс – молодец. Все просто, всегда знаешь, чего от кого ждать. Но Очкарик…
Грек терпеливо дожидался, пока Краб закончит с перевязкой. Мучения парня доставляли проводнику удовольствие, с каждым часом скрываемое все хуже и хуже. Вот у кого шансов уцелеть не было, лишись он проводника. Однако у Краба и мысли не возникло о том, чтобы хотя бы перестраховаться. Не бросился на выручку, прикрывался чужими спинами, позорно бежал с поля боя. На что он рассчитывал, если всем им суждено было сгинуть на свалке? До сих пор, вероятно, сидел бы на автобусной остановке. Десерт для хозяина, если тому удалось выжить.