Смертник
Шрифт:
Мельница, та посложнее. Кроме органики питается еще и человеческими эмоциями. Выбраться из нее невозможно. Имелась опосредованная информация, полученная от тех, кому удалось со стороны наблюдать за долгой и мучительной смертью жертв аномалии – далеко не каждый в Зоне согласится прервать твои мучения, сердобольно пустив тебе пулю в голову. Пагубным пристрастием грешили одиночки, специально заманивавшие в ловушки мародеров. Так вот, тот, кто орет и ругается, – живет дольше. В отличие от того, кто смиряется и готовится принять смерть. Такая безропотная игрушка быстро надоедает мельнице. От нескончаемых
Так и мышеловка. Если не убила сразу, то потому, что может вытянуть из человека больше, чем даст простая смерть. Она сначала сведет его с ума, чтобы потом поступить так, как обычно делают все аномалии – выжать без остатка.
Красавчик поставил пустую флягу в центр изрытого ногтями круга и долго смотрел на нее не мигая. Жратва еще оставалась, а в банке тушенки наверняка имелась жидкость. Так что ближайшие дни он продержится. Дни… сильно сказано. Сколько там человек может прожить без воды – шесть суток? Или это без сна, а без воды больше? Да уж, скоро он будет знать точно, что там происходит в первую, а что – во вторую очередь.
Еще спасибо следует сказать за то, что надежду дает, тварь, воздуха не лишает. Хотя предупреждает, без сомненья. Вчера после срыва Красавчик полчаса по земле катался, пытаясь вбить в легкие хотя бы глоток. Отдышаться он смог только тогда, когда успокоился и стал соображать.
Надежда есть? Она не может не есть – питается, не дремлет, глотает негасимые иллюзии.
Отправился Глухарь в Зону, некуда ему деться. Пошел. Дойдет ли? Это другой вопрос. Но приложит все силы, чтобы добраться.
Кого другого Красавчик не ждал бы. Тут предполагалось простое решение возникшей проблемы – две пули. Если хотите, четыре – для полного контроля. Две девушке, за то что слишком много знает. Две лично Красавчику, практически за то же самое. И все. Расчет окончен. Нет свидетелей – нет проблемы.
Кто-либо иной так и поступил бы. Но не Глухарь, для которого сталкерский кодекс давно заменил все остальные принципы.
Кстати, другого сталкера Красавчик не стал бы и напрягать, а на Глухаря возлагал эти самые надежды.
В оконных дырах гас вечерний свет. Порыв ветра вздыбил кучи песка, лежащие у входа в сарай. По-прежнему капала вода. За последний день Красавчик перестал воспринимать стук капель не только как постоянный раздражитель, но и как звук вообще. Довод оказался простым и объяснил на пальцах обычную вещь: где-то существует и большой мир, всего километрах в пятидесяти отсюда. Там покой и нет аномалий. Но где он, а где ты? Взялся ходить в Зону, принимай ее правила. Ты же не задаешься вопросом, почему все аномалии не собраны на одном поле, а рассеяны на огромной площади. Так уж вышло. Не твое дело предъявлять претензии.
Красавчик вынул из кожаного чехла армейский нож, полюбовался зеркальным отражением. Он точно знал, что не было нужды проверять его остроту. Сталкер достал из контейнера игольное ушко – недорогой, но достаточно редкий артефакт. Тот и вправду напоминал игольное ушко, увеличенное во много раз. Серебристая окружность неправильной формы с отверстием посередине. Вот в него-то Красавчик и втиснул лезвие – просто нужно было чем-то
Красавчик повертел в руках нож. Он не спешил убирать его в чехол. Воспоминание о том, где был найден редкий артефакт, заставило его надолго задуматься…
Это случилось сразу после ухода с фермы, на которой сталкер пережидал грозу. О чем он думал, когда шел по тропе, обегавшей редкий лес? Да ни о чем. Менее всего его занимала мысль о разборках между «патриотовцами» и мутантами. Пусть берет верх кто угодно – кого это волнует? Пока существует Зона и артефакты, всегда найдутся толпы желающих обогатиться на шару. Другое дело, что половина халявщиков, не принявших на веру зловещие рассказы о Зоне, сгинет сразу. Часть новоявленных сталкеров быстро протрезвеет и придет к неутешительному выводу: одно другого не стоит. А оставшиеся после двух-трех – да чего мелочиться? – пяти ходок неожиданно поймут, что уже не воспринимают обычную жизнь без драйва. Деньги, получаемые за добытые артефакты, лишь стимулируют выброс адреналина, напоминая дополнительный набор очков в какой-нибудь компьютерной игрухе.
После грозы Зона отдыхала, впитывала влагу, накопленную в лужах, всасывала капли, падающие с редких листьев на землю. До свежести, омытой ливнем, как бывало обычно, дело не доходило. Сырой воздух душил. Зона устало переводила дыханье, отрешенная на некоторое время от происходящего, прямо как иная особа женского рода после истерики – глупой и затяжной.
Последняя мысль и подвела Красавчика к воспоминанию о первом сексуальном опыте.
Ему вдруг вспомнился выпускной вечер после десятого класса. Тогда все и случилось, в первую ночь взрослой жизни. Они всем кагалом махнули к однокласснику на пустующую дачу. «Актив» из пяти отъявленных хулиганов, в число которых входил, естественно, и Красавчик, заранее озаботился непростым вопросом, вкратце сводящемуся к следующему: чтобы было чего выпить. Вполне логично предположить, что вопрос «чтобы было чего закусить» никого не волновал.
Выпить было чего. Запасов оказалось на порядок больше того, что могли вместить незрелые организмы, еще не поднаторевшие в застольных баталиях. Выпускники упились до животного состояния.
Надо обмолвиться, что в классе училась хорошая девочка. Не будем называть ее по имени, тем более что память его не сохранила. Девочка интересная во всех отношениях, за исключением одного. Имелся в девочке изъян. В детстве она неудачно упала с качелей и напоролась на какую-то штуковину, торчащую из земли. С тех пор девочка смотрела на мир единственным глазом. Второй был стеклянным.
Девочку недостаток нисколько не портил. Она оставалась жизнерадостной и отзывчивой. Да и одноклассники за десять лет приучились не обращать внимания на ее недостаток.
Не в том суть. Как угораздило Красавчика очутиться с этой девочкой в полутемной комнате загородного дома, точно он сказать не мог. Провал, вызванный неумеренным принятием спиртного, закончился в тот момент, когда он слился с девочкой в страстном поцелуе. Она потащила его даже не на диван, а на обеденный стол, где самостоятельно избавилась от одежды.