Смоленский поход

Оченков Иван Валерьевич

— Вы просто ангел, моя царица, — только и оставалось сказать мне.

Наконец, начавший меня тяготить разговор прекратился. Поблагодарив за угощение, мы с Катариной откланялись и отправились в ее покои. Кормилица принесла нам маленького Карла Густава сразу протянувшего руки к матери, опасливо косясь на меня при этом. Это было так забавно, что я невольно засмеялся.

— Не смейтесь, Иоганн, вы его пугаете, — попеняла мне Катарина, впрочем, и сама не сдержавшая улыбки.

Малыш теме временем забрался к ней на колени и, почувствовав себя в безопасности, показал мне язык.

— Ну,

главному тебя научили, — улыбнулся я на это.

— О чем вы? — удивилась принцесса.

— О безусловном почитании родителей.

— Иоганн, что вы такое говорите, наш сын еще очень мал! Не смейте сердиться на него!

— Сердиться? Вот уж не думал. Как можно сердиться на этого меленького ангелочка?

«Ангелочек» тем временем убедился, что его не собираются забирать от матери и принялся теребить бант, на ее рукаве, прилагая все возможные усилия, чтобы его оторвать. Все это было так забавно, что я снова не смог удержаться от улыбки.

Увы, злодейка-судьба не дала времени, чтобы мой маленький сын хоть немного привык ко мне и перестал дичиться. Хотя я и договорился с Густавом, что проведу немного времени с семьей и догоню его в Риге, ничего из этой затеи не вышло. Впрочем, обо всем по порядку. На следующий день, Стокгольм провожал своего короля отправлявшегося присоединять к своему королевству вольный город Ригу. Горожане, принарядившись по такому случаю в праздничную одежду, толпились в порту и махали руками своему сюзерену, время от времени разражаясь радостными криками. Похоже подданные искренне любили своего молодого короля, благо он до сих пор не успел их осчастливить повышением налогов. К скачущему рядом с их обожаемым монархом королевскому зятю, герцогу и царю они относились несколько прохладнее, но он все-таки был мужем их любимой принцессы, героем войны с датчанами и вообще неплохим парнем. Так что ему, то есть мне, тоже иной раз кричали здравицы. Правда, мне пару раз послышались крики: — «проклятый колдун», но я не придал этому значения.

Перед тем как сесть в шлюпку, Густав Адольф повернулся ко мне и спросил.

— Значит, ты все-таки задержишься?

— Не надолго, дружище, будь уверен я скоро догоню твои тяжелые транспорты с войсками. Впрочем, если что с тобой мои приставы и все необходимые документы.

— Куда отправятся твои войска после того как я займу Ригу. Если хочешь, эти транспорты доставят твою армию в Нарву или любой другой порт, по твоему усмотрению.

— Спасибо, брат мой, но у меня почти одна конница. Ее неудобно перевозить морем, да и в чистом поле мне мало кто страшен. Впрочем, как говорят мои русские подданные, «там видно будет», возможно я и воспользуюсь твоей любезностью.

Пока мы разговаривали, я снял с себя нарядный плащ и перевернул его изнанкой наружу. Парадная шляпа с короной на тулье перекочевала в ларец на руках позеленевшего в предчувствии предстоящего путешествия Миши Романова. Обняв на прощание своего незадачливого рынду, я завернулся в плащ и двинулся прочь. Во дворце трех корон меня ждала семья, которой я слишком долго был лишен. Побуду немного с Катариной и сыном, а завтра, самое позднее послезавтра двинусь вслед за Густавом Адольфом. Тем паче, что недавно

пришедшей в Стокгольм «Святой Агнессе» надо принять кое-какой груз. Причем королю, нет необходимости знать, что именно я гружу, и где все это взял.

Янсен ждал меня в портовом трактире, в том самом, где я когда-то познакомился с капитаном наёмников Гротте.

— Я вижу, корона не изменила ваших привычек, ваше величество, — флегматично поприветствовал меня мой шкипер, когда я присел за его стол.

— Горбатого могила исправит, — отозвался я в том же духе, — что с грузом?

— Все что закупил ваш бывший боцман в полном порядке и совершенной исправности.

— Отлично, а то, что прислал Юхансон, места хоть хватило?

— Об этом нужно было думать до того как его купили, — пожал плечами норвежец.

— Не ворчи, старый морской волк, — засмеялся я, — ну так как, не потонем?

— Дурацкая шутка, ваше величество, такие вещи в воле божьей, но, полагаю, все будет хорошо.

— Чтобы я без тебя делал?

— Не знаю, наверное, сделали бы шкипером своего Карла Рюмме…

— Постой, ты что завидуешь?

— Было бы чему.

— Не стоит, дружище, даю тебе слово, что еще сделаю тебя адмиралом своего флота!

— Сначала вам стоит завести флот.

— Дай срок, Янсен, дай срок. Все у нас будет и флот, и армия, и Персия с Индией. Хочешь побывать в Персии?

— Говорят в тех краях страшная жара и добрые христиане мрут как мухи от лихорадки.

— Случается и такое, однако те, кто возвращается, как правило, становятся очень богаты. Янсен, у тебя есть семья?

— У настоящего моряка семья его экипаж, — вздохнул норвежец, — а зачем вам?

— Ну, как зачем, если ты станешь моим адмиралом, то твоя жена должна будет стать придворной дамой у моей Катарины.

— Ну, если у вашего величества недостаток в придворных дамах — улыбнулся во весь рот шкипер, — то я, пожалуй, подумаю о женитьбе.

— Подумай, дружище, обязательно подумай.

Пока мы так беседовали, слуга поставил передо мной кружку с пенным напитком и спросил: — «не надо ли еще чего»?

— Нет, спасибо, — отозвался я и кинул ему монетку в четверть крейцера.

— А нет ли у вашей милости других денег? — спросил половой, внимательно осмотрев монету.

— Что-то не так? — удивился я, отхлебнув пенного напитка.

— С тех пор как мекленбургский герцог наводнил Стокгольм монетами из этого проклятого билона, они чертовски упали в цене. Хозяин ругается, когда мы принимаем их. Уж простите, ваша милость, но мне не хочется получить от него нагоняй.

— А в рыло ты, значит, получить не боишься? — Миролюбиво поинтересовался Янсен.

— Что вы, ваша милость, — залепетал тот в ответ, — я человек подневольный…

— Что-то случилось? — подошел на шум хозяин заведения папаша Густав.

— У вашего слуги слишком длинный язык, этот господин мой гость и я его угощаю! А если кому-то что-то не нравится, то он всегда может испробовать моего кулака.

— Прошу прощения, господин Янсен, такого больше не повторится, — принялся извиняться хозяин, — сейчас и впрямь появилось много рижской монеты, а люди говорят, что ее не будут брать.