Смоленское направление. Кн. 3
Шрифт:
— Игнат! Лево на борт! Агап, за парусами следи. Раненые потом.
Игнат, один из всех, кто видел, из-за чего шнека перестала оказывать сопротивление, но свои вопросы он решил задать чуть позже. Кеч отвернул от поверженного венецианца, лёг на крутой бакштаг и вскоре был готов встретить датчанина. Нас собирались брать на абордаж. Ларс уже завалил мачту и стоял в окружении своих лучших бойцов, отдавая последние перед боем команды. Четверть кабельтов, разделявшие нас, датчанин преодолел молниеносно. Шесть пар вёсел работали в невероятном темпе. Даже на соревнованиях по академической гребле, такое не всегда можно увидеть. Однако на этот раз, канониры не промазали. Две стрелы попали в область кормы, разорвались там, убив кормчего за рулевым веслом, а Снорька
— Снорри, задай им жару! — Крикнул я Стурлассону, стоявшему за огнемётом.
Горящая жидкость как язык змеи вырвалась из сопла, накрывая шнеку огнём. В следующую секунду форштевень датского корабля ударил 'Марту' в борт, рядом со швертом, сорвав кормовой кранец и с противным скрежетом, прошёлся по доскам обшивки. На большее, сил уже не хватило. Со шнеки раздавались вопли горящих людей, но длились они не долго. Огромная пробоина в корме принимала в себя тонны воды. Корабль уходил под воду, задрав нос, и столпившиеся на баке датчане покатились назад.
Из-за удара, кеч настолько качнуло, что на ногах остался только Соболёк, и то, благодаря тому, что держался за штурвал. Все остальные попадали, благо на палубу, а не за борт. Внезапно Соболёк выхватил из-за пояса топор и метнул в мою сторону.
— Предатель, — хотел сказать я, как за моей спиной со стоном свалился предводитель датчан. Обух топора зарядил Ларсу в голову. Прямо в место крепления полумаски со шлемом, отчего лицевая пластинка вмялась и полуотвалясь, повисла на одном из уцелевших креплений. Датчанин откинулся назад, сталкивая запрыгнувшего на планширь кеча, всед за ним война в воду. Соболёк спас мне жизнь и чуть не заплатил за это своей. Вслед за Ларсом на кеч залезли ещё два бойца с датской шнеки. Один из них метнул короткое копьё в Соболька, а второй бросился на Агапа, ползущего на четвереньках к арбалету, срубив по пути одного из ушкуйников. Скрывать огнестрельное оружие больше не имело смысла. Винтовка, после моего падения валялась у штурвала, и вся надежда оставалась только на пистолет, пусть, без глушителя, зато очень эффективный в ближнем бою. Правая рука потянулась к кобуре, и я полетел головой вперёд, врезавшись в поднимающегося на ноги Игната. Датчанин пнул меня в спину, чуть ниже шеи, расчищая себе дорогу, бросившись в погоню за убегающим Собольком. Юркий рыбак, оставшись без оружия, увернулся от копья, метнулся сначала к рубке, а затем, видя, что там никого нет, со всех ног припустил в сторону Снорри, огибая мачту.
Агап не успевший добраться до закреплённого на штыре арбалета, видя смерть своего товарища, подхватил метровую стрелу с бомбочкой в виде острого наконечника и, не поднимаясь с колен, дико заорав, вонзил её в брюхо датчанина, как острогу. Инерции для сжатия пружины взрывателя было не достаточно, но как колющий предмет, стрела своё отработала. Подоспевший на помощь Снорька, рубанул раненного врага саблей и, прикрыв собой Агапа, схлестнулся с новым противником. За ним стали Сулев и Улеб со своими тесаками.
Пнувший меня датчанин, оставшись один, видя, что ничего хорошего не светит, выругался, и успешно отразив несколько выпадов Стурлассона, бросил топор на палубу, поглядывая на валявшегося без движений Ларса.
— Ваша взяла, — воин попятился спиной к борту, — Дайте ярла похронить.
Покорно подставивши руки под верёвку, датчанин дал себя связать. Видимо, что-то связывало его с Ларсом, но выяснять что именно, времени не было. Шнеку с венецианцами относило течением, а мы двигались в противоположном направлении, каждую минуту, отдаляясь всё дальше от заветного приза. Подобрав винтовку с палубы, я подошёл к Собольку, который как ни в чём не бывало, стоял уже у штурвала вместе с кумом.
— Спасибо, — сказал я, пожимая ему руку, и перевёл взгляд на его родственника, — Игнат, надо к тому судёнышку подобраться. Да так, чтобы два десятка аршин между нами было. Сделаешь?
— Легко. — Ответил Игнат.
Спустя некоторое время 'Марта' подошла почти вплотную к вымершему кораблю. Взобравшись на мачту
— Ваня, сколько их там? — Спросил я у зуйка.
— Много. Больше чем нас. У них самострелы. Народу побитого — тьма.
Брать судно на абордаж, было равносильно потери половины своего поредевшего экипажа, если не больше. Кеч пошёл на сближение с противником, расходясь левым бортом, и когда до вражеского корабля оставались считанные метры, я швырнул в шнеку банку со слезоточивым газом. Клубы дыма быстро растеклись по судну. Жуткая резь в глазах и страх задохнуться, заставил спрятавшихся венецианцев позабыть обо всё на свете, и искать спасения в морской воде. Троих пловцов я подстрелил, а когда дым стало сносить в нашу сторону, пришлось отойти чуть дальше.
Пора было заняться ранеными. Датчанина со стрелой в животе трогать было бесполезно, он уже не подавал признаков жизни. Зато Ларс, после того, как с него сняли помятый шлем и окатили водой — пришёл в себя. Агап связал ему руки и ноги, перенёс на бак 'Марты' и положил рядом с корзиной Пятачка. Второго пленника разместили там же. Трёх погибших ушкуйников решили похронить на острове. Потерь больше не было.
Выждав с полчаса, наш кеч пришвартовался к венецианской шнеке. Газ уже рассеяля, зато запах стоял невыносимый. Нацепив мокрую марлевую повязку на лицо, я перелез на захваченный корабль. Картина ужасная. 'Лимонка' взорвалась почти по центру судна, убив всех гребцов и ранив большую часть экипажа. Доспехов на людях не было, видимо, боя не ожидали. Всё было забрызгано кровью и блевотиной, плавающей на поверхности, просачивающейся через днище воды. Добравшись до заваленной палатки, я обнаружил двух человек, вцепившихся в сундук. У дальнего ко мне, из глаза торчал кинжал с изящной рукоятью, а ближний был поражён арбалетным болтом.
— Снорька, Агап! Давайте сюда, помогите мне.
Перенеся на 'Марту' всё ценное, Игнат вместе с сыновьями поджёг ворох тряпья на шнеке и оттолкнул баграми обречённый корабль. Так и не загоревшись, он вскоре затонул, заметая следы недавнего боя. Теперь можно было перевести дух и осмотреть трофеи. Три одинаковых с виду сундука, обитых по углам толстой кожей, были тяжёлыми и запирались навесными железными замками. Агап притащил из трюма зубило, разрубил петли, и вскоре стал вынимать на разложенный брезент сокровища. В первом сундуке находились серебряные слитки, навскидку, общим весом где-то в четыре пуда. Во втором обнаружились две довольно хорошие кольчуги, два галльских шлема с позолотой и пара мечей с красивыми перевязями из красной кожи. В третьем лежали мешочки с перцем, а на самом дне — восемь кошелей в виде колбасок с золотым песком и четыре с монетами византийской чеканки. Помимо этого, экипаж 'Марты' стал обладателем дюжины рулонов шёлка и целого вороха лисьих шкур. Не считая всякой мелочи найденой у погибших, в том числе оружия, добыча не выглядела богатой. Самым ценным, из всех трофеев, оказался перстень с большим рубином чистой воды. Его нашёл Снорри, когда выдёргивал кинжал из трупа венецианца, лежавшего на сундуке. Не удовлетворившись дорогим стилетом, свей обыскал тело, и чуть ниже живота обнаружил подвязанный мешочек, из которого и извлёк предмет ювелирного искусства.
Два ларца, оклеенных пластинками из пожелтевшей слоновой кости, крышки которых украшали выложенные самоцветами кресты, сами по себе представляли немалую ценность, но как я их ни осматривал, механизма запора — не обнаружил.
— Шкатулка с секретом, — пробормотал я, нажимая поочерёдно на каждый камушек.
— Тук! — Щёлкнула пружина, и крышка сместилась немного вправо.
Внутри лежал мизинец палеца человека, отлитый из свинца. Вернее, свинцовым был лишь футляр, так как, рассматривая предмет получше, я обнаружил едва заметную щель. Во втором ларчике, открывшемся аналогично первому, лежал кривоватый гвоздь, обёрнутый в золотую фольгу и кусок льняной ткани. Видимо, это и были те реликвии, которые желал заполучить Ермоген. Оставив шкатулки в покое, я обратился к экипажу.