Смуглая леди (сборник)
Шрифт:
щадить, когда вы были здоровы, а теперь... Эх, мистер Виллиам, мистер Виллиам! Вы ведь
сами все понимаете.
Иногда, когда доктор ему надоедал, он нарочно спрашивал:
– Когда я умру, Джон?
Тот сразу же вставал.
– Врачу не задают такие вопросы, - отвечал Холл строго, - врач приходит затем, чтобы
ставить на ноги, а не зарывать в могилу. Ну, спите спокойно!
– и уходил на цыпочках.
Один раз, когда днем ему было очень плохо и сильно рвало, доктор
больше:
– Ничего страшного не произошло. Как вы знаете и без меня, наше тело содержит
четыре жидкости: слизь, кровь и два вида желчи - желтую и черную. Когда все это
смешано правильно, человек здоров, если пропорции нарушены, человек болеет. "Какое
беспокойство и жар овладевают нами, когда разливается желтая желчь", - говорит
Гиппократ и предписывает: "Освободи больного от ее избытка, и ты избавишь его от боли
и жара". Вот это я и делаю, но сейчас в вашем организме берут верх сильные
заржавленные кислоты. От этого боль и кашель. Я стараюсь всю эту дрянь выбросить, вот
поэтому и даю вам такое сильное рвотное.
– Которое я и пью аккуратно, - усмехнулся Шекспир.
– Которое вы пьете, когда вам об этом напоминают по нескольку раз. Это, конечно, должно помочь, ибо все, что я делаю, засвидетельствовано и проверено опытом двух
тысячелетий, так что положимся на Бога и Гиппократа.
И однажды Шекспир попросил его:
– Дайте мне почитать этого самого Гиппократа.
Доктор нахмурился и резко ответил:
– Да вы же не читаете по-гречески!
И ушел очень-очень быстро. ... Гиппократа привез из Лондона кто-то из актеров. Это
был тяжелый том в желтом переплете. Он вышел лет двадцать назад во Франкфурте, и
Ричард Бербедж купил его у какого-то прогоревшего врача, который распродавался и
уезжал. Очень тяжело было прятать утром этакую громадину под мартац и к ночи
вытаскивать снова.
Вот и прибавилось у него еще одно ночное занятие. Доктор, конечно, схитрил,
сославшись на греческий, Гиппократа можно было прочесть и по-латыни. Франкфуртское
издание, выпущенное в конце прошлого века, было именно таким, но и латынь-то он
позабыл основательно. К счастью, тот бедняга, которому под конец своей неудавшейся
карьеры пришлось расстаться с Гиппократом, основательно проштудировал эту громадину.
На полях стояли восклицательные и вопросительные знаки, обозначения "Sic NB", некоторые места были даже отчеркнуты, содержание их пересказано по-английски. Кое к
чему были сделаны подзаголовки: "Это о симптомах", "Здесь о медикаментах", а во
многих местах просто стояло: "Mors" - смерть! Если бы не оно, Шекспир никогда бы не
набрел на место, как
безличным, четким и торжественным - владелец книги надписал: "Тут говорится о том, что при лекарствах, изводящих слизь, прежде всего больного рвет слизью, затем желтой
желчью, затем черной, а перед смертью чистой кровью. В этот момент, - говорит
Гиппократ, - больные умирают. N В: неоднократно наблюдал это сам в госпиталях и
лазаретах".
Шекспир положил книгу прямо на тумбочку и задумался. Да, видимо, пора! Пора
перестать валять дурака, обманываться бабьими сказками, верить в инфузии и примочки.
Он всегда говорил: "Человек должен так же просто умирать, как и рождаться". Надо, в
конце концов, позвать Грина и составить завещание как следует. Все его ближние хотят
этого и все боятся. И он боится тоже. Не самого завещания, конечно, а всего связанного с
ним. Мерзости окончательного подведения итогов, когда все, что он так хорошо умел
прятать, - любовь, равнодушие, неприязнь, зло, дружбу, благодарность, - вдруг перестанет
быть просто его чувствами, а превратится в волю, поступок, в купчие крепости, расписки, земли и деньги. Что за вой поднимется тогда над его гробом!
И все-таки пора, пора! Ведь сегодня утром его тошнило чистой кровью.
– Mors!
– сказал он громко.
– Mors!
– и прислушался к слову.
Было очень тихо. За стеной тикали часы, от единственной свечи на всем лежал
желтый, угарный свет.
Так и застал больного доктор Холл. Было утро. На приветствие доктора больной не
ответил. Доктор наклонился и пощупал пульс - бился он часто и жестко, один такт
выпадал. "Да, все к развязке! подумал доктор.
– Надо бы о завещании, а то жена
перегрызет горло".
– Мистер Виллиам, - сказал он осторожно.
Больной молчал. Раскрытый фолиант лежал на тумбочке, доктор наклонился и прочел
строчки, подчеркнутые красными чернилами. "В этот момент, говорит Гиппократ, -
больные умирают". "Погано", - подумал доктор и повторил:
– Мистер Виллиам...
Больной не пошевельнулся, только чуть дрогнули сомкнутые веки. Доктор постоял
немного и осторожно, на цыпочках, как от спящего, вышел из комнаты. И дверь он
затворил тихо-тихо, так, чтобы не разбудить.
Оба они играли в одну игру и слегка подыгрывали друг другу.
Глава 3
... Холл возвратился от больного, увидел Бербеджа и недовольно поморщился.
– Нет, нет, мистер Ричард, - сказал он, - это абсолютно исключено. Никаких пяти