Смуглая леди (сборник)
Шрифт:
при дворе. Теперь решили поставить ее для публики, но прошла репетиция, и часть
пайщиков заколебалась. Уж слишком странной им показалась эта пьеса. С одной стороны, в ней, конечно, все, что надо: океан, необитаемый остров, буря, дикарь, а сейчас, когда
наши корабли бороздят все моря и океаны, такие вещи в моде; с другой стороны, ни
убийств нет настоящих, ни приключений - так, черт знает что! Сделает ли сборы? И
пантомима, кажется, не у места лишняя и дорогая!
обратиться к самому автору, - что он скажет, то и будет, у него на эти вещи нюх
правильный. С этим Бербедж и приехал в Стратфорд.
– Хорошо, - сказал Шекспир, выслушав его.
– Оставь, я посмотрю.
Когда Ричард утром пришел к нему, Шекспир протянул рукопись с вложенным в нее
листком.
– Ну вот и все, что я мог сделать, - сказал он.
– Если ты будешь играть Просперо, то, я
думаю, пройдет.
Часа через два Ричард с пьесой в руках снова спустился к Шекспиру.
– Ну?
– спросил Шекспир.
– Ты знаешь, - ответил Ричард, присаживаясь, я прочел. Хорошо! Теперь, по-моему, все в порядке. Я бы даже и пантомиму оставил. Без нее непонятен монолог Просперо, а
его жалко выбрасывать - отличное место! Громкое, звучное! На аплодисменты!
Шекспир повернулся к окну в сад и крикнул:
– Виллиам!
– И объяснил Ричарду: - Мой племянник. Учится неважно, а почерк как у
секретаря королевского суда. Всегда все мои бумаги пишет.
Мальчишка вбежал с луком, увидел Бербеджа и остолбенел.
– Твой почитатель, - объяснил Шекспир с хмурой и гордой отцовской улыбкой.
– С
утра здесь крутится. Видел тебя в "Гамлете" и "Саяне" {Трагедия Бен Джонса}. Тебе
сколько тогда было?
– Одиннадцать, - ответил мальчишка.
– Боже мой, пять лет прошло, а все как будто вчера, - вздохнул Шекспир.
– И стихи
пишет.
– Хорошие? О чем?
– На темы древних. Ничего. Достопочтенному Кроссу нравится. Он ведь здесь у нас
самый ученый человек. И читает хорошо, с чувством.
– Преемника себе готовишь?
– улыбнулся Бербедж.
– Что ж, давай его к нам на треть
пая?
– Что ты! Что ты!
– по-настоящему испугался Шекспир.
– Вот тогда уж меня точно
сживут со света. Три актера в одном семействе! Это даже для Шекспиров много.
– Ладно! Пусть тогда будет секретарем королевского суда, - улыбнулся Бербедж. Он
взял мальчика за плечо: - Поднимемся, малый, ко мне, я тебе дам бумагу и покажу, что мне
нужно.
А на другой день вот это и случилось. ... После ужина гости вышли в сад. Их было
много. Был содержатель соседнего трактира, высокий,
усами, хитрый, плутоватый и добродушный; был достопочтенный Кросс; был клерк
муниципалитета и местный нотариус Грин; был старый друг, сосед и торговец шерстью
Юлиус Лоу; был Джон Комб - человек странный, замкнутый, иронический, вечно
подтянутый, о котором ходила нехорошая слава, что он дерет безбожные проценты; был
сын его Томас; был близкий друг дома Сандлер и многие другие. Все были веселы,
беспечны, все сильно выпили, и никто не думал о смерти.
И вот когда гости расселись за столом под большой тутовицей, а слуги принесли и
поставили фонари и свечи, Ричард Бербедж вдруг встал и сказал:
– Леди и джентльмены, минуту внимания! Самый молодой из нас прочтет стихи,
посвященные нашему дорогому новорожденному. Мистер Харт-младший, прошу!
Мальчик встал из-за стола, высокий, спокойный, независимый маленький
джентльмен, и вышел на середину. Под мышкой у него была папка. Он распахнул ее и
вынул лист бумаги, украшенный рамкой со шнурами и розами.
– Нет, сюда, - позвал его Бербедж и показал на место около хозяина.
– И громко, здесь
ведь театр, а это, - он показал на дочерей хозяина, - ложа для дам и лордов. Читай, обращаясь к ним.
Мальчик выкинул вперед руку и начал читать. Конечно, не ахти какое было это
стихотворение, каждый начинающий мог скропать такое, но гости, слушая мальчишку, одобрительно порыкивали и кивали. Молодец парень, правильно догадался! Прямо как в
муниципалитете во время праздника.
Даже достопочтенный Кросс и тот легонько хлопнул два раза в ладоши, хотя если
хорошенько подумать, то было отчего ему, человеку ученому, насторожиться. "Жизнь не
только коротка, но и бессмысленна, - читал мальчишка, - вечно только искусство. Только
поэтам принадлежит бессмертие". ("Как это так - поэтам?
– спрашивали потом друг друга
почтенные горожане.
– А людям с праведной жизнью? Зачем же тогда и в церковь
ходить?")
– Все на свете - сон. И дом - это сон (великолепный, двухэтажный каменный дом на
площади, может быть, лучший в городе, окруженный прекрасным садом и цветником), и
стол, за которым мы все веселимся, и вечер, сошедший на нас, и горящие свечи, и наши
разговоры, наши радости и горе - все это сон..
– Да! Точно!
– благочестиво кивнул головой Кросс.
– А мы это забываем и продаем
жизнь вечную за чечевичную похлебку. И детей учим тому же. Истинно сказал Спаситель: