Смуглая леди (сборник)
Шрифт:
минут больше не будет. Идемте, Гроу.
– Но честное слово!
– истово округлил глаза Бербедж.
– Даю вам честнейшее из
честных...
– Нет и нет! Идемте, Гроу!
– Доктор схватил его за руку и вытащил в коридор.
– Значит, так, Гроу, - сказал он.
– Мы сейчас входим к больному. Я вас ему рекомендую
и ухожу - я еще домой не заглядывал, - а вы подвигаете стул к кровати, садитесь, берете
книгу - их там на столе несколько - и читаете. Пока он
заговаривайте. Этого он не любит! Понятно?
– Понимаю, - кивнул головой Гроу.
– А что, он очень плох?
– спросил Бербедж.
– Очень, - отрезал Холл, не оборачиваясь.
– Застегнитесь, Гроу, хорошенько, что это вы
как?.. Я там велел отворить все окна. А вас бы, мистер Ричард, я попросил пройти к
хозяйке и занять ее. Ни в коем случае не надо, чтоб она входила к больному, он сейчас в
очень возбужденном состоянии.
– Ясно, - сказал Бербедж, - не беспокойтесь, пока я здесь, никто из домашних к нему
не зайдет.
– Очень прошу вас, - повторил доктор, - очень.
– Нет, нет, никто не зайдет. Вашу супругу он уже выгнал, Юдифь дома, а миссис Анна
сидит у себя и плачет. Все в полном порядке, мистер Холл. Все как и должно быть в этом
доме.
Доктор зря остерегал Гроу: почти полчаса больной молчал и не то спал, не то просто
думал о чем-то очень своем. Во всяком случае, глаза его были плотно закрыты. За это
время Холл появлялся дважды. Он подходил к кровати, прикладывал к виску больного два
длинных прохладных пальца и, только-только коснувшись, сразу же, удовлетворенный, уходил, даже не взглянув на Гроу. Все это он проделывал так бесшумно, так скользяще
легко, что даже казался почти плоскостным, как тень или призрак. Потом, через какой-то
промежуток, зашла Мария, приставив стул к окну, стала на колени и закрыла форточки.
– Хорошо, Мария, - сказал больной не открывая глаз.
Мария молча слезла со стула, поставила его обратно, потом подошла к двери и оттуда
спросила:
– А может, протопить? Дрова еловые, сухие, трещат! Для воздуха, а? И сыровато что-
то!
– Не надо, Мария, - ответил больной не двигаясь.
Старуха пожевала губами и ушла. Потом долго никто в комнату не заходил. Затем
дверь приотворилась и в щели показалась голова. Она поглядела в сторону кровати - в
комнате было темно - и перевела глаза на Гроу. Тот коротко развел руками. Голова кивнула
и исчезла, и сейчас же больной спросил:
– Это кто был, Саймонс?
– Мистер Бербедж, - ответил он.
– А, он здесь!
– словно удивился больной и тут же спросил: - Вы доктора давно знаете?
– Он мой дядя, - слегка удивился Гроу.
– Но не родной?
– больной даже не спросил, а напомнил.
– Нет!
– вырвалось у Гроу, и он сейчас же осекся - надо было ответить не так.
Больной удовлетворенно кивнул головой и еще с полминуты пролежал неподвижно,
потом позвал:
– Подойдите, Саймонс, садитесь.
– И, когда Гроу подошел, спросил: - Вам еще долго
учиться?
Гроу сказал, что два года.
– Так что вы скоро будете такой же врач, как и доктор Холл?
"Да, если не засыплют на диспутах", - хотел сказать Гроу, но только кивнул головой.
– Отлично. Так как же вы понимаете мою болезнь?
По дороге доктор очень пространно, с примерами и ссылками на классиков -
Гиппократа и Галена, объяснял Гроу, что положение больного очень серьезно: нарушено
нормальное смешение соков и резко возросла выработка холерической желтой желчи. Это
ведет, во-первых, к постоянному лихорадочному состоянию и жару, а во-вторых, к
сдавливанию легкими левого сердца. А так как жизненное начало пневма - поступает из
воздуха именно через это левое сердце, то приток сил в больном ослаблен и жизнь еле-еле
теплится. Болезнь эта обычна для актеров, ибо она происходит от чрезмерного
напряжения голоса, и кончается большей частью летально. "Конечно, все это я говорю для
вашего сведения, а не для него, - предупредил доктор, - он и так вычитал больше, чем
следует. Но во всяком случае вы теперь знаете, чего вам не следует касаться. Так?" - "Так",
– ответил он тогда, но сейчас все полетело; когда он начал что-то туманное о пневме и
соках, больной вдруг сказал:
– Великолепно, юноша, но по Гиппократу это звучит вот как: сначала человека рвет
желтой желчью, потом черной, а под конец кровью. Тогда больной умирает. Меня вчера
рвало кровью. Теперь вы понимаете, что мне нечего бояться?
Он приподнялся на локте. Голос его был тверд и деловит, глаза блестели сухо и
трезво.
– Доктор Холл...
– начал Гроу почти бессмысленно.
– Он ушел к жене, юноша, и теперь придет только ночью. Так вот, позовите мистера
Ричарда.
– Нет, нет, - быстро сказал Гроу, бессознательно подражая интонации Холла, - вам
нужно лежать.
– Вот что, юноша, - больной даже приподнял голову, - я знаю сам, что мне нужно. А
сейчас я скажу, что следует делать вам: когда доктор здесь, вам нужно выполнять его
приказания, когда его нет, вам нужно слушать меня. Уверяю, что тогда все будет хорошо.