Смута
Шрифт:
— Вернемся к твоему вопросу после того, как я опишу мой идеал личной устроенности. Итак, что входит в мой идеал здорового эгоизма? Прежде всего то, что я физически вполне здоров.
— А если нет?
— Я говорю об идеале. Если ты не здоров, значит тебе не повезло. Но в принципе медицина должна заранее, уже в эмбриональном состоянии человека установить, будет он здоровым или нет.
— Что делать с теми, кто уже в зародыше нездоров?
— Это жестоко с какой-то точки зрения, но таких
— Согласен. Но тут есть одно но: сейчас миллионы таких, может быть большинство.
— Я говорю об идеале, не отвлекайся в сторону. Я о себе говорю. Я физически абсолютно здоров, и это меня устраивает.
— Но болезни все-таки бывают?
— Бывают. Но есть медицина, больницы, врачи.
— А ты знаешь, что это такое для простых смертных?
— Нет. Я пользуюсь привилегированной больницей отца. Мой идеал с этой точки зрения удовлетворен. Итак, я здоров. Занимаюсь спортом. Плаваю. Играю в теннис. Катаюсь на коньках и на лыжах. Такую возможность имеют не все. Но я это имею.
— В Партградской правде был Фельетон о состоянии спортивной работы в области…
— Я его читал. Меня лично это не касается. Пойдем дальше. Я вполне устроен в бытовом отношении. У меня отдельная квартира, ты это знаешь.
— Тебе ее устроил отец.
— Верно. Но она у меня есть. Кроме того, я считаю нормальным то, что родители могут помочь детям устроиться в жизни. Почему это нужно исключать?
— Я не исключаю. Я констатирую как факт, что родители очень редко способны обеспечить детей отдельными квартирами.
— Знаю это не хуже тебя. У нас в области лишь пять процентов детей могут быть обеспечены мало-мальски приличными жилищными условиями за счет родителей. А таких, как я, единицы. Итак, проблема жилья у меня решена. И в бытовом отношении я устроен неплохо. Ко мне приходит уборщица, которую оплачивают родители. Мать приезжает регулярно и заполняет мой холодильник и шкаф продуктами, какие не купишь в магазинах.
— Опять исключительное положение, привилегия.
— Да. Но я ее имею. И включаю это в идеал. Думаю, что такой идеал достижим для многих. На Западе…
— Оставь Запад! Мы договорились, что к типу общества мы вернемся в конце.
— Идет! Итак, я устроен в бытовом отношении. Еда. Уборка. Белье. Одежда. Не скажу, что я живу в роскоши. Но то, что я имею, меня устраивает. Пусть это за счет родителей. Повторяю, я это имею.
— Тебе это дано изначально. У большинства на достижение этого идеала уходит вся жизнь.
— Верно. Но допустим, это достижимо сравнительно легко. Мы же все-таки ведем теоретический разговор!
— Допустим.
— Далее, у меня все обстоит идеально с женщинами. Я их имею в изобилии. Отбиваться от них приходится.
— Еще бы! Здоровый
— Никаких проблем! И я влюблялся, причем — не раз. И теперь время от времени бывает. С женщинами, которые мне не нравятся с какой-то точки зрения, я встречаюсь спорадически или не встречаюсь совсем. Что такое любовь в конце концов?! Это дело субъективное. Моя потребность в женщинах удовлетворена. Захочу обзавестись семьей — могу выбрать женщину, которая меня для этой цели устроит. И с этой точки зрения мой идеал удовлетворен. Пойдем дальше! Что еще?
— Образование. Профессия. Работа.
— Я получил хорошее образование. Может быть не лучшее. Но я не жалуюсь. Владею двумя языками. Окончил такой факультет, какой хотел.
— Был приличный факультет?
— Я бы не сказал. Но я занимался сам, независимо от того, чем нас пичкали. Имел книги из закрытого фонда в неограниченном количестве.
— Опять привилегия.
— Да. Но разве в идеале нельзя позволить всем студентам читать все, что они хотят?!
— Допустим, можно.
— Профессию я выбрал такую, о какой мечтал еще в школе.
— В газетах опять-таки писали…
— Знаю! Более девяноста процентов детей выбирает профессию из того, что для них практически возможно, а не в соответствии с внутренней потребностью. А что такое внутренняя потребность? Я ведь профессионально изучал это. Когда речь идет о миллионах людей, проблема выбора теряет смысл как проблема индивидуальная. Меня моя профессия устраивает вполне. И работа тоже.
— В каком смысле работа устраивает?
— На исполнение служебных обязанностей уходит немного времени. Они меня не утомляют. Кроме того, я веду интересные для меня исследования. Делаю доклады. Печатаю статейки. Скоро закончу диссертацию.
— Знаю. Опять-таки исключение. Ты сумел занять особое положение. Другие твои коллеги жалуются, что занимаются никому не нужной чепухой, попусту тратят время, годами не могут напечатать ни строчки.
— Это их дело. Я здесь имею то, что хочу. И это меня устраивает.
— Пока. Погоди, дойдет до более серьезных вещей…
— Пусть, пока. Но в идеале я хочу, чтобы работа меня устраивала и чтобы результаты ее становились известны окружающим.
— И чтобы были оценены по достоинству?
— Конечно.
— А судьи кто?
— Это другой вопрос. Пока мой идеал и тут осуществлен. Пойдем дальше. Возьмем положение в коллективе…
— Ага, коллектив! Но это уже тип общественного устройства!
— Согласен. Скажем иначе, положение среди тех людей, с которыми приходится сталкиваться по работе. Коллеги…