Смутные времена. Книга 8
Шрифт:
– Да-а дел нынче выше головы, тут вы правы, но ничего управимся. Вы ступайте на подворье князя Алябьева и будет вам там и стол, и кров. Фрол, пошли с купцами холопа, пусть проводит,– распорядился он.
– Слушаюсь, Боярин-батюшка,– согнулся тот пополам, радуясь, что воевода не принуждает бить десять тысяч поклонов. Провожатым оказался один из тех троих обломов, которые первыми кинулись "учить" стариков.
– Тебя как звать, добрый молодец,– начал наводить мосты Силиверстович, как только они удалились от подворья князя Звенигородского.
– Ивашкой зовусь,– расплылся в улыбке холоп.
– А с кем это мы сейчас разговаривали, брат Ивашка?– Силиверстович подмигнул ему заговорщицки.– Кто сей боярин?
– Андрей Семеныч и есть. Боярин. Князь Алябьев. Второй воевода, опосля значится Репнина Александра Андреича. Боярин Репнин первым поставлен царем Василием-то, а Алябьев, стало быть, второй. Но это по грамоткам, а так-то ежели посудить, то все на нем – на боярине Андрее. Репнин-то стар уже и в походы ходить не гож. Так что воевода вроде как Алябьев второй, а в самом разе первый как есть,– многословно объяснил Ивашка расстановку истеблишмента в городе.
– К нему значит, на подворье и идем? Гостеприимство проявил Боярин. Видать широкой души человек,– сделал вывод Силиверстович.
– И строг быват и душа широка,– подтвердил Ивашка.– Тут идти всего ничего. Довольны будете. Князь-то хоромы себе только что отстроил после пожарищ.
– Погорелец значит князь-то?
– А тут половина Нижнего погорельцы. В прошлый да позапрошлый год Вор Тушинский сколь раз набегал с казачками и посады жег. Мы ужо попривыкли. Горим, да отстраиваемся. Однако крепость каменная стоит себе. Мы ить ему – Вору, как кость в горле. Вотчинные земли тут царя Шуйского. На нас он завсегда уповает.
– Предали его бояри-то и говорят, в монахи подстригли,– посочувствовал Силиверстович легитимному правителю.
– Ни че. Пересажам всех на колья. Леса у нас много,– оскалился кровожадно Ивашка.– Вона и пришли за разговорами. Митрофан, принимай гостей. Велено князем-воеводой обустроить сих купцов Новгородских со всем почтением,– обратился он к мужику дородному, с окладистой с проседью бородищей, стоящего посреди княжеского двора, перед крыльцом, на перила которого девки вываливали перины и пуховые одеяла. Перья летели во все стороны и гомон стоял такой будто цыганский табор снимался с насиженного места. Голос Ивашкин зычный перекрыл его, однако, без труда и вся дворня замерла, повернувшись в сторону прибывших гостей, потеряв к ним интерес через минуту. Митрофан озабоченно заозирался, очевидно, не представляя пока куда размещать гостей и почесав затылок в манере веками отточеной русским народом, кинулся к старикам, разводя руками и приговаривая.
– Дак некуда ведь, милые. Рад бы всей душой, родные вы мои, но все переполнено. Ну не в конюшне же вас привечать? Вы вот что, отцы родные, отправляйтесь-ка на гостевой двор к Власу Строганову. Тут рукой подать и вот Иван проводит, коль так-то. От меня и князя явитесь. Раз уж воевода велел приветить, стало быть, вы ему по сердцу пришлись. Ан некуда вас размещать, отцы. Вот вам крест на сем слове,– перекрестился с сокрушенным лицом Митрофан.
– А мы и не набиваемся в хоромы воеводовы,– ответил ему Силиверстович.– Нас и постоялый двор устроит. Мы тут на седмицу всего и прибыли.
– Вот и ладно, вот и договорились. А платить ничего Власу не надобно. Князь все расходы на себя возьмет. Это все равно, что и у него бы вы заселились. А трапезничать к нам милости просим. Вечерять нынче будем в восемь часов. Прошу без опозданий,– Митрофан что-то шепнул на ухо Ивашке и тот закивал головой понимающе.
– Ну, с Богом,– Митрофан перекрестил всех троих и на кривых ногах, укатился колобком к крыльцу.
– Это ключарь воеводов,– пояснил Ивашка.– Ну дак че? Пошли дале?
– Пошли, коль так,– согласился Силиверстович.– Что это тебе Митрофан на ухо прошипел эксклюзивное?
– Слово иноземное не понятно, но не шипел а присоветовал, что Власу напомнить.
– А мы и не претендуем на льготы. Готовы выплатить сколь нужно,– пожал плечами Силиверстович.-
– Ты, отец, видать книжник и много ученых слов знаш, но и мы тож не лыком шиты. Раз Боярин велел, что эти "льготы", то, стало быть, вынь, да полож. У нас разговор короткий. Кто ежели не понимат,– Ивашка плюнул в кулак и тут же сконфузился, вспомнив очевидно, как врезался со всего маху в одного из гостей. Крякнул, потерев грудь, до сих пор помнящую удар и покосился уважительно на Федора Леонидовича. На вид мелкого и слабосильного, а на самом деле, будто из железа выкованного. Постоялый двор купца Строганова оказался действительно не далеко и на этой же улице, так что дошли до него еще быстрее, чем до княжеского подворья. Выстроенный так же в два этажа и явно на пожарище, домище светился свеже-ошкуреными стволами, но выстроен был на скорую руку, без архитектурных изысков. Кровлю, однако, имел из доски, что само по себе говорило о многом. Например, о достатке хозяев, так как в веке семнадцатом повсеместно крыли крыши преимущественно соломой. Доски были дороги. Пилили их пока вручную, долго строгали так же не на станках, так что позволить себе такую крышу могли только очень состоятельные люди того времени. Крыша была еще и вычернена чем-то, так что смотрелась вполне солидно. На постоялом дворе, одновременно выполнявшем и ямские обязанности, было, пожалуй, суетно не менее чем на княжеском. Заводили и выводили сменных лошадей из конюшен. Впрягали их в дорожные возки и они выкатывались из ворот, гремя колесами.
– Оборотист Влас-то,– уважительно отозвался о хозяине Ивашка, хватая пробегающего мимо парнишку за ворот рубахи.– Стоять, отрок. Ну-ка быстро отвечай, где нам хозяина сыскать, аль кто там за него оставлен?
– Сам был. Вона в доме должно,– ответил отрок лет десяти и, получив свободу, побежал дальше, волоча в руках рогожу.
Купец встретил их на высоком крыльце, хмурый, озабоченный и нервный.
– Какого лешего, Ивашка? Фролка что ль послал? По что?– опередил он холопа и тот, поклонившись в пояс, быстро нашептал ему что-то опять же на ухо. Брови при этом у купчины поползли вверх, а глаза уставились внимательно на "протеже" княжье, с явным любопытством. "Что за гуси-лебеди?"– читалось в этих глазах, и Ивашка кратко пояснил, что купцы, что из Великого Новгорода, что денег собрали целых десять тысяч серебром. Услыхав сумму, Строганов встрепенулся, и взгляд его налился уже не любопытством, а профессиональным интересом, который тут же и вылился в вопросе:
– Рад, рад услужить, уважаемые собратья по ремеслу купеческу. Я ведь тоже начинал в Господине Великом Новогороде. Там и братья мои по сию пору проживают, торговлишкой кормятся. В каком товаре казну держите?– шагнул он с крыльца и облапав сначала Федора Леонидовича, трижды его расцеловал, чуть не задушив бородой при этом, а потом и за Силиверстовича принялся, урча медведем,– земляки. Рад, право слово. Напрасно князь-батюшка напоминал, что обязан я ему кой-чего. Для своих новгородцев у нас все нараспашку. Заходи и бери, что хош. Так чего там с товаром-то?
– Распродались в других городах, кормилец,– ответил ему Силиверстович.– В Нижний потому и заглянули, что надобно деньгу сдать в Совет. Ну, и чтобы порожними не возвращаться, пожалуй, партию соли прикупим.
– Соль? Это ладно. Есть соль. Пока. И не дорога пока.– Строганов прищурился, прикидывая видимо платежеспособность "земляков".– Сколь надобно соли-то?
– Пудов пятьсот,– Силиверстович решил не мелочиться и сумел произвести впечатление на купца. Партия для него была, очевидно, солидной и он засуетился, как всякий торгаш чувствующий назревающую прибыль.