Смысл Камня. Современный кинематограф Южной Кореи
Шрифт:
Эта, по выражению Евгения Гусятинского, «реалистическая плотность» 107 кинонарратива действительно может делать фильм обескураживающим для просмотра. Обескураживает и неопределённость положения зрителя: прибегая, к примеру, к классификации типа зрителя в травматическом кино, предложенной Анн Каплан 108 , можно сказать, что зритель «Тайного сияния» балансирует между положением соглядатая (voyeur) и свидетелем, который молчаливо наблюдает за травмой Синэ.
107
Евгений Гусятинский. Без тайны. «Тайное сияние», режиссёр Ли Чхан Дон. Искусство кино. URL:[дата обращения: 04.11.2022]
108
Kaplan A. (2001). Melodrama, Cinema and Trauma. Screen, 42 (2), p. 204.
Исследователи и кинокритики довольно часто 109 подчеркивают роль травмы в фильмах Ли Чхандона (а, к примеру,
109
К примеру, см. Mcgowan, T. (2007). Affirmation of the Lost Object: Peppermint Candy and the End of Progress. Symploke, 15 (1/2), 170—189. Chung, H.S. & Diffrient, D. (2007). Forgetting to Remember, Remembering to Forget: The Politics of Memory and Modernity in the Fractured Films of Lee Chang-dong and Hong Sang-soo. In Seoul Searching: Culture and Identity in Contemporary Korean Cinema. Seoul. P. 115—140.
110
Cinema of Trauma. The Films of Lee Chang-dong. MoMa. URL: https://www.moma.org/calendar/film/5043.
111
Taylor-Jones, K. (2013). Lee Chang-dong and the Trauma of History. In Rising Sun, Divided Land: Japanese and South Korean Filmmakers. New York Chichester, West Sussex: Columbia University Press. P. 76.
На поверхности «Тайное сияние» отличается от предыдущих фильмов Ли Чхандона, так как показывает другой тип главного героя. Синэ нельзя назвать социально маргинализированной — она, конечно, чужая в Миряне, но приезжает из столицы и скорее всего обладает большим капиталом (в широком смысле), нежели местные. Более того, жители Миряна не исключают её, а, напротив, пытаются включить в своё сообщество.
В этой оппозиции, однако, вскрывается то, что ни зритель, ни местные жители не знают Синэ. Кэти Карут пишет, что кинематограф травмы вообще часто основан на недосказанности, на «загадочном языке нерассказанных историй — переживаний, еще не до конца постигнутых [умом]» 112 , и это особенно актуально для «Тайного сияния». Рассматривая структуру травмы Синэ, зритель сталкивается с тем, что он не знает всего контекста истории — какие-то её части попросту не упоминаются как неважные для сюжета, какие-то как будто намеренно отсутствуют, чтобы стимулировать воображение зрителя. Самая важная недосказанность фильма состоит в мотивации главной героини: почему она переехала в Мирян? Какие отношения у неё были с её мужем? Как она переживает его смерть? Зритель слышит лишь небольшой диалог между главной героиней и её братом о том, что муж не был особенно хорошим человеком и изменял ей, на что Синэ отвечает, что она все равно верит, что он любил только её и Чуна. Рассуждая об этом, Мин Суни тонко отмечает, что «в каком-то смысле Синэ уже вся изранена, потеряв мужа два раза» 113 .
112
Caruth, C. (1996). Unclaimed Experience: Trauma, Narrative, and History. Johns Hopkins University Press. P. 56.
113
Min Soon-ui (2007). The anthropological reflection raised by the movie «Miryang» — focusing on the reality of evil and the direction of salvation. Religion and Culture, 13, 216.
Удвоенный характер травмы, вероятно, и приводит к более сильному шоку у героини. По ходу фильма мы видим несколько способов пережить боль, однако ни один из них не приносит облегчения: обращение к религии приводит к тому, что Синэ решается простить преступника, который, однако, заявляет, что Бог уже простил его, что приводит к новому витку боли главной героини. Новое переживание травмы выражается в гораздо более иррациональных формах: героиня вступает в агрессивный спор с верующими по поводу того, как Бог мог простить кого-то до того, как она сделала это; крадёт диск с песней Ким Чхуджа «Ложь» и ставит его на одном из больших религиозных собраний; занимается сексом с мужем аптекарши, которая посоветовала ей Библию. В конечном итоге героиня совершает неумелую попытку самоубийства, после которой её кладут в психиатрическую больницу.
Фильм заканчивается вполне нейтральной концовкой: Синэ проходит курс лечения и снова пытается жить, однако её травма не исчезает. В отличие от травм, часто показываемых в мейнстримном кинематографе, она не является «дискретным событием в прошлом, локализуемым, представимым (representable) и излечимым» 114 . Суммируя подход фильма к травме, кинокритик Хо Мунъён категорично отмечает, что «фильм ничего не говорит [зрителю], за исключением лишь одной мысли: понять страдания других невозможно» 115 . С одной стороны, это действительно так: несмотря на постоянное присутствие «доброго самаритянина» Чончхана (своеобразной
114
Kaplan A. (2001). Melodrama, Cinema and Trauma. Screen, 42 (2), p. 204.
115
Heo Moon-young. (2007). Lee Chang-dong’s «Miryang». The secret light, the road to Miryang. Cine 21. URL: http://www.cine21.com/news/view/?mag_id=46373.
Тем не менее это переживание абстрактной травмы происходит в условиях непрекращающейся коммуникации с жителями Миряна, что само по себе естественным образом тесно сопрягается с другими темами, такими как локальность, религия или даже политика. Раскрывая тему травмы, «Мирян», разумеется, задаёт общие, «конечные» вопросы — о возможности и сущности прощения, о роли веры в жизни человека — но этому неизбежно предшествует более приземленный слой, берущий своё начало в коммуникации между людьми, которая не прекращается, несмотря на невозможность полностью понять других.
Локальность, коммуникация и формы религиозной жизни
Для фильмов Ли Чхандона очень важно место их действия, их среда, будь то прошедший через модернизацию, но ещё носящий в себе пережитки недавнего прошлого Ильсан в «Зелёной рыбе», захламлённый и пыльный Сеул в «Оазисе» или сельский Пхаджу в «Пылающем». В «Тайном сиянии» сам топос фильма вынесен в заголовок, и через всю картину проходит линия того, что Мирян является другим местом для героини.
Так Синэ и её сын изначально показаны чужими внешне: на волосах Чуна виден клок светлых волос, что отличает его от всех остальных детей, которые ходят в детский сад, Синэ выглядит и одевается отлично от женщин, живущих в Миряне. Отличается и их речь: жители Миряна быстро говорят на диалекте, вытягивают некоторые звуки и заканчивают предложения на «е» вместо стандартного «ё», которое использует героиня. Дистанция имеет и психологический характер: так, к примеру, героиня с порога советует владелице магазина изменить его дизайн, чтобы повысить продажи, что вполне логично воспринимается как столичная надменность. Такая дистанция между Синэ и Миряном в целом достигает одного из своих пиков в сцене, когда опустошённая похищением ребенка героиня приходит к автолавке Чончхана, чтобы попросить его о помощи, — но видя, как он в одиночку поёт там в караоке, решает не беспокоить его.
При этом сам Мирян не следует воспринимать как нечто особое и уникальное — это действительно обычный провинциальный город, который режиссёр попытался превратить в «универсальное пространство нашей жизни» 116 . Это же касается и его жителей — режиссёр говорит о Чончхане как о «крайне обычном персонаже, которого можно встретить в любом городе, регионе или обществе в Южной Корее» 117 . Подчеркивая это, Ли Чхандон сознательно взял в актеры второго плана людей, действительно живущих в провинциях Северная и Южная Кёнсам (где реально расположен город Мирян) 118 . Впрочем, не является необычной и сама Синэ — её образ тоже представляет из себя «обычную [корейскую] женщину» 119 , хоть и приехавшую из Сеула.
116
«Miryang», director Lee Chang-dong, «A movie about humans, not about religion» (2007). The Hankyoreh. URL: https://www.hani.co.kr/arti/culture/movie/211666.html.
117
Там же.
118
Seven supporting actors in «Miryang», hidden actors discovered by the secret light (2007). Cine21. URL: http://m.cine21.com/news/view/?mag_id=46703.
119
Lee Chang-dong’s «Miryang», director Lee Chang-dong and film critic Heo Moon-young’s talk (2007). Cine21. URL: http://m.cine21.com/news/view/?mag_id=46374.
Фильм делает особый акцент на том, что травматизация и переживание травмы Синэ происходит параллельно с её интеграцией в местное сообщество, с её взаимодействием с жителями Миряна. Интересно отметить, что происходящие события шокируют и местных — в одном из диалогов в полицейском участке местный житель спрашивает у Чончхана: «Что же случилось с Миряном, раз тут происходят такие вещи?». Тем самым, несмотря на дистанцию между персонажами, травма с какой-то точки зрения сближает их. Отдельно бросается в глаза и то, что одной из доминирующих основ такого близкого взаимодействия на какое-то время становится религия (Синэ находит облегчение в церкви, принимает участие в групповых чтениях Библии, советуется с пастором).
Хотя в своих интервью режиссёр неоднократно говорил о том, что фильм не занимается критикой религии 120 , некоторые кинокритики интерпретировали «Тайное сияние» как социально-критический фильм в отношении организованной религии 121 — и со стороны действительно может показаться, что сама картина такую критику допускает. Какая-то режиссёрская ирония по отношению к этому есть даже в имени Синэ, которое можно перевести как «Божья любовь».
120
«Miryang», director Lee Chang-dong, «A movie about humans, not about religion» (2007). The Hankyoreh. URL: https://www.hani.co.kr/arti/culture/movie/211666.html.
121
К примеру, элементы такой критики присутствуют в Lim, D. (2011). Secret Sunshine: A Cinema of Lucidity. The Criterion Collection. URL: https://www.criterion.com/current/posts/1964-secret-sunshine-a-cinema-of-lucidity.