Снег на Рождество
Шрифт:
— Не бросайте, не бросайте меня! — запричитал я.
Но Люба, решительная Люба, сиганула за борт. Ветер относил шар к камышам. И она, как все счастливчики, успела упасть в воду.
«А как же я!..» — в испуге подумал я. И в ту же минуту, ударившись о березу, стоявшую в центре камышовых зарослей, проломил дно корзины и по самый пояс провалился в ужасно вонючий ил.
С трудом выкарабкался я из тины
Изгибаясь на солнце, точно могучая рыбина, она, переваливаясь через борт, кричала:
— Поклянитесь, что вы никому ничего не скажете!
— Клянемся! — хором гаркнули рыбаки и что есть мочи погребли к берегу.
Вдруг страшный озноб охватил меня. Из последних сил я закричал: «Спасите!» И потерял сознание…
…Когда пришел в себя, два охотинспектора волоком волокли меня к катеру.
— Нет, он не спал, его просто кто-то оглушил веслом, — разговаривали они между собой.
Я же чувствовал только тело свое и боль в нем. Я был без души. Ну а если она и была, то размером с пшенное зернышко. Я предал свою душу.
Таблетки перестали действовать. И сладость в теле, как и сама Любка, исчезла.
Я бос. Стараюсь держать ноги прямо, так охотинспекторам легче меня тащить. Вода под их сапогами чавкает. Вот она уже им по колено.
— Не кончился?.. — спрашивает один другого.
Они встряхивают меня. Я дергаюсь.
— Слава Богу, — успокаиваются они и осторожно кладут меня на дно катера. Грудь закрывают плащом. Ноги мешком. Под голову подкладывают резиновый сапог…
…Мотор взревел.
— Чалпан убрал?
— Убрал.
Катер рванул с места. Я смотрю в ярко-голубое небо, где, можно сказать, несколько минут назад был так близок к заветной цели, смотрю и схлебываю с губ залетающие через борт капли озерной воды.
Охотинспектора наводят порядок в задней части катера. Им не до меня. Я теперь как все, я никому не нужен.
Борта у катера старые, облупившиеся, пахнущие рыбой, потом и резиной. Я поежился. Неприятный озноб прошел по спине, рукам. Перед глазами небо побежало в обратную сторону. Наверное, катер разворачивается. Я закрываю глаза.
«Дух, дух… Где же ты?.. —
— Ол райт!
— Ол райт! — прошептал я рассеянно и упал на дно катера. Здесь было темно и тихо… как в гробу.
— Вот ты какой, сопротивляка, ей-богу!.. — ругался на меня врач «скорой». Вместе с охотинспекторами он заталкивал меня в «скорую». Я упирался, доказывая им и крича:
— Да поймите вы, это не демон виноват, а я сам. Да-да, я сам и еще девушка.
— Любимая небось, — улыбнулся доктор, делая мне укол.
— Да нет, вы представляете, все так глупо получилось…
И слезы защекотали мне нос и губы…
— Доктор, успокойтесь, — вновь слышу я.
Перед глазами приемный покой. Два врача, две медсестры. Санитарка с кислородной подушкой. Здесь же в накинутом на плечи белом халате мой друг философ, нервно перебирающий пальцами замусоленные кнопки пульта дистанционного управления.
— Радуйтесь, — слабо улыбаясь, говорит мне на ухо доктор. — Если бы воздушный шар взорвался, вас бы здесь не было.
Медсестра прокалывает иглой мою правую плечевую мышцу, вместо положенных двух кубиков она вводит четыре, видно, по блату, как доктору.
— Ничего, не беспокойся. Главное, пульс и давление в норме. А страх и перенапряжение мы мигом снимем.
Я хочу им сказать, а точнее, объяснить, что мне никогда в жизни не делали уколов. Я рос на воздухе, на свободе. Хотя какая в детдоме свобода. Я пробую подняться. Но нет сил. Я ощущаю тяжесть тела. Тепло кожи. Ощущаю капельки пота на подбородке и губах. Ощущение такое, словно я втиснут в какой-то футляр. Словно я лишился чего-то важного.
Хуже того, я не смог защитить свою душу.