Снега
Шрифт:
П е л а г е я. Тебе возвращать нечего — не отбирали у тебя.
В а с и л и н а. Правду же мама тебе говорит!
П а л и ш и н. Завтра отберут. Вон у Лучникова маслобойку уж наметили. Меня — мельницы лишили.
В а с и л и н а. Не твоя была мельница — князя Ухтомского. Так умер он, князь-то.
П а л и ш и н. Я арендатором был! Полную власть имел. Пусть Пашка твой ноне этой мельницей подавится. (Пелагее.) Где Колька?
П е л а г е я. На улице, где ему быть.
П а л и ш и н. Чужие все, чужие! (Уходит, хлопнув дверью.)
Пел
В а с и л и н а. Мама, давайте лампу уберем. Пусть электрический свет хоть с улицы к нам в избу заглянет. Снегу-то в этом году сколько!
Слышны песня, смех, голоса.
Зима, а так хорошо на душе, будто весной, на пасху…
Электрическое освещение начинает слабнуть, но вот снова горит ярко, ярче прежнего — от перенапряжения, гаснет, снова загорается и, наконец, гаснет окончательно.
В а с и л и н а. Не случилось ли чего?.. Пойду гляну.
П е л а г е я. Погодь, дочка, и я с тобой. Пес с ним, с отцом. Горбатого, видно, могила исправит…
З а т е м н е н и е
Мукомольный зал мельницы. Все оборудование, стены, пол, потолок припорошены мукой, будто снегом. В окна льется лунный свет, отчего сложное нагромождение деревянных самотечных труб, самотасок, фильтров кажется фантастичным. На всем протяжении этой короткой сцены мы почти не будем видеть действующих лиц, различая их лишь по голосам.
Н и к и ф о р. Ножками, ножками…
П а в е л. Ох и гад же ты, Никифор… Встретимся еще небось.
Н и к и ф о р. Теперь — на том свете.
П а л и ш и н. Оттеда своему Ленину гукнуть — благополучно ли прибыл.
Л у ч н и к о в. Пощадим его, Платон. Стукнули малость и — будя.
П а л и ш и н. Поговори… покудова самого не стукнули…
П а в е л. Жалко мне тебя, дядя Савелий, не в ту компанию ты угодил…
Л у ч н и к о в. Слабохарактерный я, Паша… Маслобойку, опять же, ты у меня реквизировать наметил.
Н и к и ф о р. Подымай, подымай, не митингуй. Молоток, гвозди готовь.
П а в е л. Распинать будете?
Н и к и ф о р. Как Христа. Христос за народ пострадал и тебе велел.
П а в е л. Эх, силы вы меня лишили, сволочи…
Л у ч н и к о в. Оглушили тебя, Паша. Хорошо. Не брыкался бы…
П а в е л. Раскидал бы я вас… Еще бы таких… столько же давай.
Борьба.
П а л и ш и н. Шей, Никифор.
Л у ч н и к о в. Ты уж, Паша, потерпи, не кричи, уважь.
П а л и ш и н. Не услышат…
П а в е л. Много чести, паскуды, чтоб кричал я…
Л у ч н и к о в. По согласию-то оно — лучше.
П а в е л. За одного меня, гады, вас троих расстреляют. Счет подходящий.
П а л и ш и н. Никифор,
Н и к и ф о р. «Интернационал» петь будешь или «Вы жертвою пали»?
П а в е л. Знал бы… что ты такой гад, в Силезии бы еще придушил.
Н и к и ф о р. У Вильгельма не вышло, а у тебя совсем сопля не та…
Слышен стук молотка.
Л у ч н и к о в. Гляди, не кричит.
П а л и ш и н. Ловок ты, Никифор, в темноте не промахиваешься.
Н и к и ф о р. Рука рабоче-крестьянская. Трудовая.
Снова — стук молотка.
Л у ч н и к о в. Эх, сапоги дырявить жалко… Сымем? Обувку-то чего губить!
П а л и ш и н. Позарился! Не жадничай.
Слышно ржание коня, завывание метели.
Н и к и ф о р. Всё. Я свое сполнил. Помнишь, Пашка, ты меня осрамил перед своей бабой? Я тебе больше уважения дал — казнил, как святого.
П а в е л. Значит, воскресну…
Н и к и ф о р (стреляет в грудь Павла из обреза). Навряд! Теперь следы, следы мукой присыпайте! Помчал я.
П а л и ш и н. Так смотри, Никифор, в случае чего, ежели тебя поймают, — вся вина на тебе. И жеребца, мол, украл…
Никифор уходит. Палишин и Лучников, торопливо засыпав следы мукой, тоже уходят. С факелом в руке появляется Я р о с ь к а.
Я р о с ь к а. Кто тут? Эй, кто тута!.. (Встревоженный, ходит по мельничному залу, отбрасывая от себя на стены изломанную косматую тень.) Павел! Тут, што ль, ты?
Тишина.
Паве-ел!.. Осподи, да что же это? Есть тут кто? (И вдруг видит распятого Павла. В ужасе отступает, негромко.) Павел!.. Паша… (Бросается к нему, кричит.) Паве-ел!! Павла распяли!..
Ветер подхватывает этот крик и усиливает его. Темнота отступает перед светом керосиновых фонарей и факелов. В мельничный зал вбегают к р е с т ь я н е — мужчины и женщины. Толпа все растет и растет.
К о ж у х о в. Варвары! Каннибалы!!
В а с и л и н а. Пашенька-а!
Д о м н а И п а т ь е в н а. Сыночек!.. Свет нам зажег, а сам погас…
При неверном, трепетном свете факелов и фонарей Павла снимают «с креста», кладут на раскинутый тулуп.
(Опускается перед Павлом.) Как же они рученьки твои не пожалели, не пощадили!.. Изверги! Что же ты мамку свою не крикнул — прилетела бы я, на крыльях прилетела… Ни метель бы меня не остановила, ни снег холодный, сыпучий…