Со стороны, наверное, покажется:Не иначе я тронутый умом,Всегда один хожу, в руке поклажа —Тетрадь и толстый Льва Толстого том.Да, я гуляю в неприглядных зарослях,Что на отшибе разрослись двора.А отчего же я на них позарился?Такая в жизни выпала пора.И в многолюдье неуютно, тошно,И всяк сосед страшнее, чем чума.С котом я разговариваю тощим,Стихи ему читаю дотемна.Потом поглажу по спине облезлой,Скажу: «Спокойной ночи, добрый друг».Но спать он под сиренью не полезет,Блуждать пойдет в подвал, часов до двух.А там, укушенный за горло крысой,На волю выползет, где свет луны,И жалобно заплачет он по-лисьи,Умрет в предзорье у сырой стены.Я заверну его в свою рубахуИ отнесу подальше с глаз долой,Похороню. Неведомая птахаСпоет
ему куплетик отходной.Я постою у маленькой могилы,Вздохну печально: некому теперьСтихи мне почитать – кругом дебилы,Что не квартира – на запоре дверь,И день любой от теней леденящихУгрюм, ненастен – жизнь ему не в кон,Как будто в ранах, тяжело саднящих.Тем на меня похож прискорбно он.И все же жизнь земная переменчива,Я выйду с целомудренной душойИз зарослей, таящихся застенчиво,Со мной моя тетрадь и… граф Толстой.
«Люблю старушек, что выводят спозаранку…»
Люблю старушек, что выводят спозаранкуНа выгул кто собаку, кто кота,И всласть с туманцем пригубить росянки,В ней в данный час святая чистота.Я cам уже на воле отряхаюсьОт снов, что ночью мучили меня.Зарядкой по привычке занимаюсь,Сказать по-хуторскому – у плетня,А в яви изгородь из зарослей кленовых.Ровесницам не смею я мешать,Их нарушать житейскую обнову,Которую возможно лишь понять,Проникнувшись душой неприхотливойВ движение незримых тайных волн.Когда собачка скачет шаловливо,И грациозности, величья полнКот, ото всех отдельно изучаетЗначение растений, муравьев.Меня приметив, головой киваетОдна из бабушек без лишних слов.Они, слова, ведь смыслом наполняются,Когда нужда в них сущая сквозит.И так понятно: утро улыбается,Продлить наш век скудельный норовит.
«Его воспринимаю без восторга…»
Его воспринимаю без восторга,Зла не питая, чувства доброты.И вряд ли кто о нем промолвит: «Дорог…»Иль: «Неприятны мне его черты».Несуетливый. Хоть не столь медлительный,Речь лаконично ровна «да» и «нет».Он в меру возбужденный, в меру мнительный,Чуть женственный, чуть, может быть, поэт.А может быть, охранник «Эльдорадо»?А то и банщик? Не живет с женой?В глазах ни тени грусти и ни радости,Дебелый издали, вблизи – худой.Совсем он не Обломов, не Печорин,Тем паче он не Теркин, не Чапай.Не матерится сроду он по-черному,Не приглашает вас откушать чай.…Ну-с и довольно! Вот ужо забаваСравненьями играть! Ан час ночной!Свет погасил я. Там (о, Боже правый!)В окне зажегся – се знакомец мой!
«Ты – в замешательстве. Ты – слаб…»
Ты – в замешательстве. Ты – слаб.Ты позабыл про век текущий,Что от других веков не хуже,Хоть ныне ты невольный раб.Сиди. Иль стой. Или ходи.Но не гляди смущенным оком.Восток останется востоком,Закат – всегда он впереди.Сломай былинку, жуй ееИ слабую почувствуй горечь.И облаков крутые горыРазрушатся. И забытьеКак будто станет удушеньем.Ты задохнешься. Умер ты,Лица размазались черты,И вот свершилось пораженье.Теперь в зловонье бытияДуша начнет свое блужданьеВ пространстве – нет ему названья.Душа уже и не твоя.
Старик
Пространства больше и не надо,Господь отмерил Сам, поди,До рая дли же до ада,А жив покель – в углу сиди,Гляди на паучков домашних,На волю выпусти кота,И он тебе хвостом помашет,Мол, на дворе-то красота!Зевнул. Подумал: «В caмом деле…»И двинулся ты за порог,Pугая собственное тело,Как некий гнуснейший порок,Как жадный накопитель хворей,Которые не изогнать.Ты – с неизбежным своим горем,И с ним ты бросил воевать.…Старик покашлял, огляделся,Не обнаруживши кота —Теперь с соседской кошкой спелся,Ему, конечно, лепота!Законных семь шагов на запад,На юг – пяток. И вновь – к крыльцу.Устал. Присел он с тихим сапом,Вдохнув с черемухи пыльцу.На том прогулка завершиласьС благополучнейшим концом.Над ним не зря ведь птаха вилась,Чернея праздничным крестом.
Значки
Я не ношу значки почетные,Надеюсь, это не зарок.А у меня-то их бессчетно —Картонный целый коробок.Не ощущая внятной боли,Забрезжит что-то вдруг во мгле,Подспудной подчиняясь воле,Я рассыпал их на столе.И словно в детство впав нечаянно,И затаившись, я глядел:Вот этот светится лучами,А этот тусклый свет имел.И остальные всяк по-своемуОкрашены, по форме тож.Вот я солдат, шагаю строем,Подтянут, молод и пригож!А если марш-бросок… Я первыйВ колонне мчусь на тягаче.Отчизны я защитник верный,Две лычки красных на плече.А вот уже я на гражданке,И здесь успех мой был велик.С мячом к воротам пер я танком,Приметливый был гиревик.А в сфере будней производственныхЯ поощрялся много раз!Значки, значки… Мы в главном родственны,Я сохраню навеки вас.Хоть с вами я не стал богатым,Большой я славы не снискал,На вас гляжу я, как на святость,Я честно вас завоевал.Я вами грудь свою украшу,И в праздник выйду я в народИ с уваженьем кто-то скажет:«Он не предаст, не подведет!»Не загоржусь я, не зазнаюсь,От мира не забьюсь в норе.Посоревнуюсь. Потягаюсь.Ведь в самой я еще поре!Ну что такое семь десятков?!Ну-к, закатай мне рукава,Жена! Спляшу-ка я вприсядку!Хоть с кем я выйду «на любка»!И снять значки я не посмею,В коробке их похоронить…Они историю РоссииПомогут сердцем ощутить.
«Бессмысленное проживание…»
Бессмысленное проживаниеПрошедших дней и лет.Божье ли то наказанье:Человеку дарован был свет?Он мыслил таинственно-немоВ поднебесных пределах своих?Дабы в вечности значилось время,Как библейский трагический стих?Чтобы мир бушевал, бесновалсяНа краю, у черты горевой?Чтобы пепел погибельный стлалсяНад безродной, безгрешной землей?И один из них самый любимыйПринял на Душу тяжесть вины?Крест в лучах. И все обратимо.Пока дух не иссяк сатаны.
«Долго, долго длится день…»
Долго, долго длится день…То – умрешь. То – вновь воскреснешь.Ты ли? Может, просто тень?Нету оных лет потешней!Чередою чудеса,Неожиданные встряски.Чьи-то вязнут голоса,Как чертей вязанка в ряске.Вдруг выходит на обзорБелый всполох, будто лебедь.Упираешься в забор,Исторгаешь жалкий лепет.Не сошел еще с ума,Старость только лишь в начале.Слышишь: «Он кусок дерьма!»Ты в ответ: «Я был начальник…»Ищешь, лапаешь рукой,Но калитки нет в помине.Там, наверно, за рекойРасплескался вечер синий,А закат венец всему,Что естественно иссякло,И тебе он одномуРазрешает плакать, плакать…
Срам
Улица – головорезов скопище,Каждый с револьвером и ножом,В ожиданье дичи вяло топчутся,Ястребиным шастая глазком.Полицейские им поклоняются,С ними, знать, на дружеской ноге.Олигарх трусливо улыбается,Он у них, как вошь на гребешке,Захотят – ногтем придавят, скрипнувПлитками искусственных зубов.Обыватель приоткрыл калитку,Зыркнул… и, болезный, был таков,В темное свое жилье забилсяИ замкнулся – нет его совсем!Словно и на свет он не родилсяИ не зрил житейских перемен.Что же, так и будет хоронитьсяОтпрыск храбрых казаков донских?!А коль пострашнее что случится —Самолеты вражьи в голубыхНебесах? И предаст он Родину,В щель забьется по сырым углам?..Вылезай! Они тебя не тронут,Посчитав сие за некий срам.
«Война приблизилась. Она…»
Война приблизилась. ОнаПока лицо свое не кажет.Ей безразлично, чья вина —С ухмылкой грязной не укажет.Ей дела нет до мелочей,Для измышлений хладнокровных.Огонь раскованных мечейВознесся над цветущим кровом!Пошла работа на распыл,На убиения без меры.Опомнились, кто позабылВо мнимых устремленьях веруВ Христа, в Отечество и Мать —Она воздела к небу руки!Ее в укрытье не прогнать,Душой открытой примет муки.Сыны услышат. Встанут в рядБогатыри Руси исконной.Они войны разрушат ад.Мать – животворная икона!