Снежный блюз
Шрифт:
Фрина не могла с ней не согласиться, но понимала, что упрямое повторение изо дня в день одних и тех же слов могло и добрейшего человека вывести из терпения. Фрина сомневалась, что Джон Эндрюс хорошо воспитан, ведь его любимой поговоркой было: «Да, я простой человек». Обычно так говорили рожденные в богатстве, унаследованном от нескольких поколений переселенцев-фермеров – самовольных захватчиков незанятых земель.
Фрина нашла пару стульев и усадила Лидию, попутно захватив несколько коктейлей с подноса услужливого официанта. Ей до смерти хотелось танцевать – умение танцевать было одним из главных
Фрина прикурила сигарету, вздохнула и спросила:
– Что вы делаете на этом сборище, госпожа Эндрюс? Ведь вам здесь совсем не весело.
В глазах Лидии появилось настороженное выражение. Она вцепилась в руку Фрины, и та с трудом поборола желание вырваться, как это сделал Джон Эндрюс. Слишком много людей хваталось за нее в этот вечер.
– Нет-нет, здесь просто замечательно. Я не очень хорошо себя чувствую, но, уверяю вас, мне все здесь очень нравится.
– В самом деле? – вежливо отозвалась Фрина. – А вот мне – нет. Такая давка, верно? И столько незнакомых мне людей.
– Да, но ведь сегодня здесь собрались все, это главное светское событие сезона, – затараторила Лидия. – Даже княгиня де Грасс. Она обворожительна, правда ведь? Но и немного пугающа: этот блеск в глазах, и еще мне сказали, что она очень бедна. Она сбежала от революции в единственном бывшем на ней платье. С тех пор как она приехала сюда с «Компанией Балет-Маскарад», все зовут их к себе, но они принимают не все приглашения. Их привела княгиня, так что теперь госпожа Крайер – ее должница. Позже они станцуют для нас.
Фрина была поражена. Это совсем никуда не годилось. Артистов принято было приглашать на светские рауты, но только ради общения с ними. Приглашать певцов или танцоров для того, чтобы они давали представление во время ужина, невыразимо пошло и вульгарно, такое поведение заслуживало мгновенной жгучей критики. Фрина гадала, выскажется ли на эту тему княгиня, и если да, будет ли Фрина иметь удовольствие ее слышать.
– Да, это никуда не годится, – согласилась Лидия, словно читая мысли Фрины. – Дома мы бы себе такого не позволили, но здесь другие порядки.
– Умение себя вести не зависит от места, – сказала Фрина, потягивая коктейль, который оказался достаточно крепким. – Она не должна была так поступать. И все же я с удовольствием еще раз посмотрю, как они танцуют. Я видела их в Париже, и там они были совершенно неотразимы. Они танцевали балет «Смерть и Дева», и здесь тоже?
– Да, – ответила Лидия, и ее лицо на секунду оживилось. – Очень странное представление, полное символов, значение которых я не смогла понять. И музыка тоже была очень странной, казалось, что музыканты фальшивят, но это не так.
– Я понимаю, о чем вы говорите, – согласилась Фрина, напоминая себе, что Лидия вовсе не такая непроходимая тупица, какой хотела казаться.
Она предложила Лидии сигарету и закурила сама. Танцующие закончили фокстрот, и Саша направился в сторону Фрины. Лидия прижалась к собеседнице.
– Вы мне нравитесь, – доверительно сказала она своим тоненьким голоском. – Но сюда идет русский мальчишка, чтобы забрать вас у меня. Приходите завтра ко мне на обед. Придете?
Маленькое напудренное личико с надутыми губками повернулось к Фрине. Ей вдруг стало нехорошо. Фрине приходилось встречать подобных женщин и раньше – цепких, хрупких и совершенно безжалостных; они изматывали одну подругу за другой своими капризами: постоянно больные и истощенные, они жаловались на плохое с собой обращение, но все же у них всегда доставало сил выкрикивать упреки вслед уходящей подруге, когда та бежала прочь, мучимая чувством вины. А через неделю эту подругу сменяла другая – но всегда женщина. Фрина понимала, в какую эмоциональную ловушку заманивает ее госпожа Эндрюс, но у нее не было иного выбора, она должна была броситься в этот омут.
– С удовольствием, – быстро произнесла она. – Когда?
– В час дня, – выдохнула Лидия в тот самый момент, когда русский мальчишка, улыбаясь, возник из моря людей, гладкий словно морской котик.
Он взял Фрину за руку, задержал свои губы на ее пальцах несколько дольше, чем нужно, и жестом пригласил ее к танцу. Оркестр наигрывал мелодию танго с трепетными атональными вскриками, которые нынче были в моде, и Фрина улыбнулась своему партнеру. Она научилась танцевать танго в Париже, у самого дорогого жиголо на улице Дю-Шаки-Пеш, и с тех пор ей не доводилось исполнять его в приличном обществе. Когда Саша вывел ее в центр зала, они привлекли всеобщее внимание – оба тонкие и стройные; молодой человек в своем обтягивающем костюме издалека казался обнаженным.
Когда они начали танцевать, все в зале замерли и устремили взгляды на них – так легки были их движения, так эмоциональны традиционные для танца ласки. Саша скользил и двигался с естественной для профессионального танцора грацией, но в его танго ощущалась не только длительная практика. Самым впечатлительным из наблюдавших за ними дам он напомнил пантеру, а одна из девушек, прислуживавших за столом, прижала к груди серебряную ложку и шепнула своему приятелю-официанту:
– О, он неотразим!
На официанта Саша не произвел никакого впечатления, но танец Фрины, развевающиеся впереди и позади нее атлас и меха просто сразили его. Мисс Фишер могла сочетать грацию королевы с манерами женщины легкого поведения – ничего подобного этот бедняга в своей жизни еще не видел.
– Вот бы мне такую девушку! – шепнул он и тут же получил серебряной ложкой по губам.
Фрина решила, что танец с Сашей захватывает почти так же, как мертвая петля в новом самолете на сильном ветру. Он был привлекателен; Фрина чувствовала его роскошные мышцы под трико, сидевшем на нем как вторая кожа. Он сразу же реагировал на ее движения, но вел уверенно: Фрина не боялась, что он уронит ее. И еще от него так приятно пахло – мужчиной и дегтярным мылом. Саша взволновал чувства Фрины, но она не могла позволить себе увлечься. Она терпеливо объясняла сама себе, что совсем не увлечена, просто ее сознательно тянет к привлекательному, грациозному молодому человеку, к тому же еще отличному танцору. И тут они одновременно застыли на месте и поклонились публике, разразившейся аплодисментами.