Снежный ком
Шрифт:
…Разогретый утренним солнцем пологий косогор от белесых полос скошенной травы казался расчерченным, как футбольное поле. В футболе такая разметка нужна для определения «положения вне игры», чтобы никто не забегал без мяча впереди своей команды. Ну а тут, на сенокосе, не очень-то забежишь, скажи спасибо, если успеваешь за остальными и не отстаешь…
Солнце поднималось уже к зениту, и срезанное косами разнотравье пахло так сильно, что от него кружилась голова, как будто мы пили легкое искристое вино, налитое в золотистые хрустальные бокалы.
Это сравнение аромата
Вот уже пятые сутки я отмахиваю косой, да так, что и спина, и правое плечо, и подживающее бедро разламываются на части. Из-за этой не до конца поджившей ранки мне было труднее других, да еще из-за того, что шеренга парней с косами идет впереди, а шеренга девчат с граблями сзади. Чтобы видеть Лялю, мне приходилось поворачивать шею на сто восемьдесят градусов. А попробуйте-ка, поверните! Сам идешь вперед, а смотришь назад — шея отваливается!
Работу мы заканчивали, но за эти почти пять суток мне не удалось ни разу хотя бы поговорить с Лялей. И сейчас она, задумчивая и серьезная, ворошила граблями подсохшую траву, а в мою сторону даже не смотрела.
Луг в пойме у дальних островов был скошен и заскирдован. Поэтому поднимавшиеся на западе красноватые предгрозовые облака с куполами и башнями, таившими в себе заряды в миллионы электровольт, были теперь не страшны. Сено мы уже выхватили у матушки-природы, а то, что осталось, скосим сегодня, сгребем в копешки и укроем от дождя полиэтиленовой пленкой.
Я очень ждал сенокоса, чтобы объясниться с Лялей, но ничего путного из моих ожиданий не вышло. Завтра опять на стройку, а там при всех, да еще при таких дотошных девчонках, не очень-то и поговоришь.
И вот когда время уже подходило к обеду, я, ни на что не надеясь, поплелся по привычке мимо Ляльки (хоть взглянуть лишний раз) к ведрам с ключевой водой, стоявшим в тени кустов, и тут невольно замедлил шаги.
Разгоряченная работой Ляля была так хороша, что смотрел бы я на нее, смотрел и глаз не отрывал, так бы и погиб от жажды, прикованный к месту ее красотой.
С капельками пота на переносице, румяная и вся, казалось, напитанная солнцем, Лялька деловито и в то же время мягкими округлыми движениями переворачивала граблями сено, ловко переступая маленькими шажками.
Ветерок трепал ее цветастую ситцевую юбку и выбивавшиеся из-под косынки прядки волос. Кофточка в красный горошек и такая же косынка на голове с торчащим назад, словно накрахмаленным, хвостиком делали Лялю нарядной и даже праздничной.
Особенно мне нравились выбивавшиеся из-под косынки золотистые кудряшки, взметавшиеся на ветру венчиком вокруг головы. Но… Как и прежде, судя по выражению лица, ей было абсолютно все равно, нравится она мне или нет, переживаю я или не переживаю, работаю или не работаю, дышу или не дышу… Всем своим видом она как бы говорила: «Знать я тебя не знаю и знать не хочу!»
Работала она сосредоточенно и даже с девчонками своими не разговаривала, так, перебросится несколькими словами и опять молчит. А те, наверное, о чем-то догадывались
Что с нею? Какая печаль ее гнетет? Из-за того, что Тема и Катя под следствием?.. Так поделом им! Чем уж Тема так ей дорог? Облезлый павиан! Старый пакостник! Еще немного, и ее в такую бы грязь затащил, что и не выбралась бы!.. Что же ей, тоже хочется в ту компанию? Такие деньги, как у Темы, чистыми не бывают!..
Я даже представить себе не мог Ляльку рядом с Темой, хотя, что ж представлять, своими глазами видел, как они целовались.
При мысли об этом у меня «вся шерсть поднялась дыбом» и сжались кулаки. А толку-то что? Как мне все это рассказать Ляле, чтобы она мне поверила?
Одно только я не мог понять, почему Тема теперь прячется от Ляльки? Стыдно? Ничего подобного! Стыда у него никогда не было! История с трубами, спекуляция часами — лишь эпизоды в его богатой биографии. Раньше он и похлеще дела проворачивал!
Одна догадка мучила меня, но я гнал ее прочь из головы…
Я попил студеной воды, продефилировал в обратном направлении мимо задумчивой Ляльки, снова взялся за косу.
«Вжик!» «Вжик!» «Вжик!» — укладывала полукружьями сочную траву коса. За эти дни я научился не ковырять носком кочки, «чувствовать пятку», и все чаще, незаметно для себя переходил в «автоматический режим». Руки машут сами собой, не надо ни о чем думать, все само собой получается…
Остановившись, я поправил косу оселком, висевшем на поясе в специальном брезентовом чехле, и снова пошел махать ею, догоняя остальных. «Вжик!» «Вжик!» «Вжик!» — пока не начнет разъедать глаза струившийся из-под белой спортивной кепочки пот, не запросят пощады словно налитые свинцом натруженные спина и руки.
Донеслись удары в рельс, послышались оживленные голоса, шутки, смех. Кто-то из девчат закричал: «Бросай работу, обед едет!»
Я оглянулся и глазам своим не поверил: ко мне независимой походкой с граблями на плече подходила Ляля. А может быть, не ко мне?.. Точно, ко мне!.. Ну, Борис Петрович Ворожейкин, держись! Кажется, пришел твой звездный час…
С сильно бьющимся сердцем я взял пучок травы и стал вытирать ею косу. Зазевавшись, вдруг почувствовал боль в пальце. Из-за Ляльки и не заметил, как прихватил острое, словно бритва, лезвие косы.
— Ай! — я сдержал невольно вырвавшийся возглас и замер: еще подумает, нарочно порезался, чтобы пожалела…
Но Лялькино внимание я уже привлек: совсем рядом слышались ее шуршащие по траве шаги. Вот она остановилась позади меня, и я даже почувствовал ее сдержанное дыхание. Сердце у меня молотом застучало в грудную клетку, звонкими молоточками отдалось в висках… Удивительно! Мне было жарко, и в то же время меня колотил озноб. Хуже всего было то, что все это видела Ляля… «Пройдет мимо или остановится?» Зажав ранку пальцем, я пытался делать вид, что рассматриваю косу, якобы определяя, стоит или не стоит ее точить.