Снежный ком
Шрифт:
— Нарочно порезался? — Лялин голос звучал тихо, а на меня как будто обрушился громовой раскат.
— Нет, нечаянно, — ответил я как только мог спокойнее, но повернувшись, едва не задел Ляльку косой.
— Косу повесь на куст — голову срубишь…
— Что ты, Ляля! — вырвалось у меня.
— Покажи палец.
Она достала из кармана ситцевой юбки пакетик с бактерицидным пластырем, вскрыла его и залепила мне ранку, ловко обернув лентой пораненное место.
— А как нога?
— Да уж зажило все. Там и была-то царапина…
Лялька, как-то испытующе глядя на меня, сказала по-прежнему спокойно:
— Боря, нам надо поговорить… Если хочешь, пока везут обед, пойдем выкупаемся.
— Конечно! Только сейчас ведь все пойдут.
Должна же она понимать, что при всех лишнего слова не скажешь, а так хотелось побыть с Лялей наедине.
— Все пойдут на пляж, — сказала она, — там хороший песок, а мы с тобой в другую сторону, к тем самым островам, которыми ты меня попрекал…
— Ну что ты, Ляля…
— Не надо оправдываться, идем.
Луг, который мы скосили, раскинулся на узком и длинном полуострове, по одну сторону которого уже собирались все, кто сегодня здесь работал. Там был прекрасный пляж, и самые нетерпеливые с хохотом и визгом уже плескались в реке. Остальные спешили не отстать — смыть пот и усталость перед обедом.
Мы же с Лялькой направились в противоположную сторону, где круто обрывавшийся к воде берег весь зарос кустами. Купаться здесь было не только не удобно, но и опасно: нога может попасть между корнями под водой или напорешься на какой-нибудь сук.
Но Лялька, раздвигая ветки, шла уверенно, и вскоре мы выбрались на тропинку, где я увидел на воде в прогалине между кустами приткнувшуюся к берегу незатейливую плоскодонку.
— Ну что оторопел? — сказала Лялька. — Не ожидал? Корабль под парами, садись на весла и перевози…
Весла оказались тут же в кустах. Я обрадованно вставил их в уключины, придержал дощаник, пока садилась в него Ляля, прыгнул сам.
Она по-прежнему казалась задумчивой, даже рассеянной, но смотрела на меня вроде по-доброму, только как-то испытующе, и я никак не мог взять в толк, о чем она хочет со мной говорить и зачем потащила на остров? И что мне сейчас делать? Ну уж во всяком случае не «проявлять геройство» и не лезть с поцелуями, как это весьма по-дурацки получилось, когда я со второго этажа школы влетел в чан с известкой. От одного лишь воспоминания о Лялькиной оплеухе у меня снова зазвенело в ушах. Ну и пусть звенит! Ляля сама подошла ко мне и предложила вместе купаться, будто и не было между нами непримиримой ссоры… Сердце забилось так сильно, что стало отдаваться частым пульсом в пальце, порезанном косой. Побаливала и нога, но я на свои боевые раны внимания не обращал. Мне было так хорошо, так тревожно и радостно, что хотелось думать только о прекрасном, а самое прекрасное было то, что Ляля здесь, рядом со мной! Она простила мою грубость и, очень может быть, даже нуждается в моей помощи. Я готов был сделать для нее все, что бы она ни сказала, потому что я жалел, я любил ее.
Мы быстро переплыли неширокую протоку, вытащили лодку на берег, привязали под кустом, вышли из зарослей и оказались как раз напротив двух небольших стогов сена. Обойдя один из них, я увидел подобие шалаша: на двух кольях была натянута плащ-палатка, с краями, приваленными от ветра камнями. Все это сооружение сверху было замаскировано охапками сена. Рядом с палаткой на сене разостлано байковое одеяло, в изголовье — надувная подушка. Я заглянул в шалаш и увидел там небольшой развязанный рюкзак, из которого торчало полотенце.
— Я сюда прихожу, когда мне плохо, — сказала Лялька. — Одна, Боренька, одна, — добавила она, перехватив мой взгляд. — Сегодня я показала тебе свой вигвам первому.
Начало было загадочное, и я промолчал, еще не зная, как себя вести, что говорить, что делать. Никогда еще я не чувствовал себя таким дураком.
— Давай купаться, — просто предложила Ляля. — Да, я забыла, — спохватилась она. — Тебе из-за ранки, наверное, нельзя?
Я заверил ее, что нога у меня почти не болит и что купание будет даже содействовать моему выздоровлению.
— Ну вот и славно! — сказала Лялька. — Если будешь хорошим малым, я тебя покормлю. У меня здесь кое-что припасено…
Это было совсем великолепно! Но какой же я олух, что сам ничего съестного с собой не взял! А кто мог знать, что так неожиданно все обернется?
Эта сторона островка была отлогая, с небольшим, очень уютным пляжем, чистый прокаленный песок которого так и манил погреться на нем. Я снял брюки и рубашку и в одних плавках направился к воде, стараясь не показывать Ляле марлевую наклейку на бедре. Ляля сбросила кофточку и юбку, осталась в лифчике и купальных трусах, как раз тех, которые смутили меня, когда она спрыгнула мне на руки из окна больницы. Сейчас я неожиданно для себя сделал открытие, что она, несмотря на переживания, не только похорошела, но и немного пополнела. С чего бы это?
Непонятность всего происходящего мучила меня. Я чувствовал, что все это не так просто: и примирение, и даже приглашение купаться здесь, в уединенном месте… Я ждал обещанного разговора и не без основания побаивался, что Ляля ничего серьезного не скажет, а будет, как всегда, дразнить меня и вышучивать. Но я согласен и на очередную экзекуцию, настолько мне сейчас хорошо. Так хотелось ласки и нежности, приветливых слов, что от одного этого желания распирало грудь, как будто я все вдыхаю и вдыхаю в себя этот удивительно пахучий, настоянный свежескошенным сеном медвяный воздух, а выдохнуть никак не могу.
Я готов был хоть целую вечность оставаться с Лялей на этом островке, купаться с ней, греться на песке. Благо работа уже сделана, сено в копнах, а посему никто нас не хватится, пока все не вернутся в Костаново.
Но одна мысль все же не давала мне покоя. Я видел: место здесь обжитое… Очень может быть, когда у Ляли плохое настроение, она приходит сюда, хотя идти неблизко, километров пять-шесть. Но ведь не к ночи же!.. Бывал ли здесь с нею Тема? Очень уж по-хозяйски устроен вигвам. И лодка, и весла, и следы киля на берегу, — наверняка во всем этом участвовали сильные мужские руки, не исключено — драгоценного Темы, что для него при наличии быстроходной моторной лодки — раз плюнуть.
Я старался гнать от себя эти ревнивые мысли, боясь не то что словом, взглядом выдать себя. Ляля как будто и не замечала мои переживания. Натянув на кудри резиновую шапочку, она вошла в воду и поплыла. Я прыгнул вслед за нею, но ни резвиться, ни дурачиться возможным не счел. Мы чинно, по-деловому плавали некоторое время, потом вылезли из воды и улеглись греться на песке.
Удивительно хороша Лялька, причем во всех видах! Мне даже больно на нее смотреть, как на солнце, а не смотреть я не могу. Она лишь поглядывала на меня спокойно и задумчиво и этим ввергала мою измученную душу в еще большие сомнения.