Снежный ком
Шрифт:
— А я — дедушкой! Ну и что? Нашему малышу будет уже четыре! А это уже человек!.. А закончишь институт, получишь диплом, там и я на какой-нибудь вечерний подамся. Так и выцарапаемся. Хоть и со средним останусь, не прогонишь же ты меня. А работа всегда найдется!..
— Я тебе уже сказала, пойдешь в Академию художеств. И пожалуйста, не зли меня. Надо быть круглым дураком, чтобы с таким талантом «уголь грузить».
— Ладно, договорились, — поспешно согласился я. — Считай, что я уже академик. Дома у нас на всех стенах будут висеть только твои портреты
— Ты можешь пока помечтать про себя? Все равно не слышно ничего: вон как гроза грохочет, — по-прежнему сонно сказала Лялька.
Действительно, за пределами нашего убежища стихия разбушевалась вовсю. Лило и плескало так, как будто мы укрылись не под стогом сена, а под Ниагарским водопадом, с тою только разницей, что у нас здесь было сухо, а под Ниагарой наверняка мокро… Правда, в нашем вестибюле, то есть в вигваме, вовсю журчали ручейки, и нам приходилось подбирать ноги от подступавшей со стороны входа в пещеру сырости. Но в самой норе, прекрасно пахнувшей озоном и свежим сеном, было удивительно хорошо…
Нет, что ни говорите, мне ужасно нравилось быть женатым! Просто замечательным получился самый первый день нашей с Лялей семейной жизни!
Отвечая на последнюю Лялькину реплику, я решил сострить:
— Про себя одного мечтать не могу, потому что нас — трое.
— Боренька, родной, — вдруг очень трезво сказала Ляля. — Все равно рано или поздно придется тебе сказать. Я действительно не могу выйти за тебя замуж!..
— Но так же нельзя! Ты теперь не одна! Сама говорила «родной». Что еще выдумываешь?
— Я не думала, что у нас с тобой будет все так серьезно… Но тебе врать нельзя… Чем позже скажу, тем хуже… Лучше сразу… Тебе нужна совсем не такая, как я…
— Но мне-то самому, наверное, лучше знать, какая мне нужна?
— Нет, я знаю… Твоя жена сейчас учится еще в третьем классе. Она будет счастлива с тобой… А я… Тоже хочу быть честным и порядочным человеком. По крайней мере по отношению к тебе…
— Ты и есть честный, порядочный человек… Глупости какие-то мелешь! Мне нужна только ты!
Все большая тревога охватывала меня.
— Боря… — голос Ляли стал тусклым и чужим. — У меня будет ребенок…
— Ну так мы только об этом и говорим: у нас будет ребенок, — уже догадываясь, о чем речь, но цепляясь за последнюю надежду, как за соломинку, повторил я вслед за ней.
— Не у нас, а у меня, — тем же будничным голосом повторила Лялька. — Уже скоро… Через полгода…
Я задохнулся, не в силах не то что крикнуть, слово сказать.
Ощущение было такое, как будто не гроза гремит над нами, а со страшным грохотом рушится весь мир, все то, что так долго и так любовно выстраивали мы с Лялей. То, что я наблюдал урывками, выстроилось в цепочку и стало предельно ясным: сладкие песни Темы в моторке, когда у них все еще было на взлете, а потом его паническое бегство, когда узнал, что стал отцом. Мне стало тошно… Вот женщины!..
Чем Лялька лучше Симочки? Ей ведь тоже, кроме тряпок да мужа, набитого грязными деньгами,
Ляля рыдала. Она еще крепче обняла меня за шею, пряча на моей груди мокрое от слез лицо. Но я не хотел ее видеть, не то что обнимать или утешать.
— Как ты могла!..
— Не надо, Боря. Теперь ведь ничего не поправишь… — Она разрыдалась пуще прежнего. Сейчас я мог ударить, убить и Ляльку и самого себя. Голову мне сверлила обнаженная, как лезвие ножа, мысль: «Так что же за человек Тема? Почему он поспевает всюду раньше других? Раньше меня — к Ляльке, раньше Фрола — к лещам, раньше всех остальных — к деньгам, рубашкам, гарнитурам, автомобилям!.. Теперь на очереди икона Рублева, что висит в горнице Аполлинарии Васильевны. Можно не сомневаться, его мохнатые лапы дотянутся и до нее, раз уж так выгодно стало покупать и перепродавать Святую Русь!.. А почему никто не видит этого, не остановит негодяя, почему Темой должен заниматься один лишь капитан Куликов да еще Сергей Иванович Атаманов?»
— Какие же мы дуры! Господи, какие же мы, девки, доверчивые дуры! — всхлипывая, сквозь рыдания заговорила Ляля. — «Ты мне, Лоллик, нужна не только для праздников! С тобой я займу место, достойное нас обоих», — передразнила она Тему. — Поверила! Как же! Нам ведь ужасно нравится врачевать старые раны, обязательно надо отдавать кому-то свой свет!.. Только кому?..
— Действительно, кому? — вырвалось у меня.
Хотелось крикнуть: «Почему же ты не отдавала свой свет мне, когда я так тебя любил?»
— Вы — молодые, сильные, — продолжала она. — Нам, видите ли, с вами неинтересно. Тянет к людям значительным… Молодым девчонки на шею вешаются, того и гляди, уведут…
Меня всего покоробило от этого неприкрытого бабьего практицизма. Молодые ее, видите ли, не устраивают! Ей надо, чтобы спасенные ею на нее молились! Я ли не молился?.. Чем же тогда Лялька лучше тех намалеванных тупых и жадных самочек, что толпятся в комиссионках и ателье с одной только заботой — переплюнуть друг друга да отхватить мужика с карманом помощней! Чем она лучше Темы?.. Тема любыми путями добывал деньги, Лялька охотилась за ними! А я готов был ей всю свою жизнь отдать!..
Урок был страшный, но отрезвляющий. Каждый получил свое!.. Но Тема еще получит!..
— Прощай, Ляля, — сказал я, выбрался из пещеры, рванул плащ-палатку, остановился у входа. Сразу на меня обрушился поток холодной воды.
— Боря! — донеслось до меня из-под стога.
Я не ответил. Не было у меня ни мыслей, ни слов — одна холодная пустота в душе. Мне бы закричать, чтобы стало легче, но и кричать я не мог. Грудь сдавило так, будто обрушилось небо и похоронило меня заживо…
— Бо-о-о-о-оря-а-а-а-а!