Снежный ком
Шрифт:
Что говорить, выглядела Симочка прекрасно: ни время, ни волнения как будто не касались ее. Встретила она меня в длинном до пола темно-синем платье с блестками и янтарной брошью в виде паука на плече. В волосах — диадема тоже из янтаря, — все это темноволосой Симочке очень даже шло. На лице — умело наведенная косметика. Бывшая манекенщица, безусловно, отлично знала, как себя преподнести.
Зато я, видимо, не вызывал сколько-нибудь приятного впечатления. Увидев меня, Симочка даже отшатнулась:
— Боря! Что случилось? На тебе лица нет!
— Ничего не случилось. Где Тема?
— Собирался к Фролу Ивановичу. Зачем он тебе?
Я чувствовал, что должен как-то изменить выражение своего лица, не пугать Симочку. Но ничего не мог с собой поделать. Мельком взглянув в трельяж (у Симочки и в деревне комнаты были уставлены зеркалами), я увидел бледное лицо, провалившиеся с темными кругами глаза, мокрые, прилипшие ко лбу волосы. «Хорош! Ничего не скажешь, впору под мостом стоять».
— Мне нужен Тема, — коротко сказал я и быстро прошел в соседнюю комнату: не прячется ли он там. Но Темы и здесь не было, и я остановился, не зная, что предприняла.
Симочка догнала меня, обняла за плечи, повернула к себе. Лицо ее побледнело. Темные подкрашенные глаза, и без того большие, стали еще больше.
— Ты из-за Ларисы? Да? Боря! Не губи себя! Ему ты ничего не сделаешь, а сам пропадешь, не доводи до беды!
Симочка держала меня так крепко, что я чувствовал, начни вырываться, как раз причинишь ей какое-нибудь увечье. Приходилось хитрить.
— Дай мне, пожалуйста, воды.
Но, видно, я был плохой актер. Едва отпустив мои плечи, Симочка снова повисла на мне, обхватив шею руками, прижавшись мягкой грудью.
— Не пущу! Никуда не пойдешь! Из-за этой скотины под суд? Да пропади он пропадом, чтобы из-за такого подлеца десять лет получать!
— А почему ты с подлецом живешь? Он ведь в полтора раза старше тебя?
— Сядь и успокойся, — сдерживая волнение, попросила она. — Если тебе так важно знать, я расскажу… Только… Одну минуту…
Она подскочила к двери, заперла ее и зажала ключ в руке.
— Вот так надежнее. Думаю, драться со мной ты не будешь. А теперь прежде, чем я буду рассказывать, говори, что произошло.
— Ничего не произошло. Просто неизвестное стало известным. Ты-то должна была все знать?
— С прошлого года знаю, — вся потускнев, глухим голосом ответила Сима.
— Потому-то вы с Темой Ларису из дому и выгнали, — жестко сказал я.
Симочка так и вскинулась:
— Да? Выгнали? А Лариса что думала, когда к Теме пошла? Меня из дома выгнать? Не вышло! Тема любит девушек, но детей нянчить не любит.
— Я ведь не говорил, что Лариса к Теме пошла…
— Оставь, не маленькие… И Лариса, и эта… Катя… Думаешь, твоя Ляля за тебя замуж пойдет? Хоть ты парень что надо и любишь ее! Дудки! Не пойдет! Не ты ей нужен, а деньги! «Мужчина» для нас состоит из «мужа» и «чина», чтоб мог за рубеж ездить, тряпки возить! А раз у тебя ни денег, ни чина, то ты Ларисе не нужен.
— Не получается, — хладнокровно сказал я. — У Темы тоже не ахти какой чин: всего лишь завгар.
Симочка зло рассмеялась.
— Святая простота, — сказала она. — Машины, запчасти, бензин — нужны всем. А Тема даже из кирпича в сухую погоду умеет выжать деньги… Была я замужем за работником одного министерства, так у них там, кроме годового отчета, и украсть-то нечего!
— А это обязательно — украсть?
— А на что ж ты думаешь жить? На зарплату?.. Сами со своими студентами «шабашки» сшибаете, колхозные денежки выкачиваете! Где уж тут зарплата!..
Мне стало так противно от Симочкиной «философии», что я поднялся и молча пошел к двери. Но Симочка тут же вцепилась в меня, как клещ:
— Не ходи, Боренька! Не убивай его! Подумай обе мне! Он все-таки неплохой! Умеет позаботиться, обеспечить семью…
Я остановился, слегка ущипнул Симочку за сверкающее плечико, спокойно спросил:
— То есть, если я убью Тему, некому будет платить за эти штучки?
— Конечно! — Симочка даже не предполагала, что можно думать иначе. Довольная, что я наконец-то уяснил суть дела и начинаю мыслить правильно, она сказала: — Не думай, что одна я такая! Девяносто процентов баб только тряпкам и молятся, потому что это — главное средство держать вас, мужиков, на привязи.
— А вот Ляля не такая! — Я вспомнил, как ласкала меня Лялька за то, что «есть еще на свете настоящие, цельные люди!» Главным образом потому, что отказался воровать для нее драгоценную икону.
— Да? Ты так считаешь? Раз так говоришь, значит, любишь ее? Ну так пойди и предложи ей свою руку и сердце! Посмотрим, что она тебе скажет!
«Уже предлагал», — машинально подумал я. Так что же? Выходит, Симочка права? Но пишут же в книгах о благородных женщинах, которые и за декабристами в Сибирь не боялись пойти и последние кусочки мяса отдавали любимому мужчине, как у Джека Лондона в «Белом безмолвии». Что же, теперь все они перевелись?..
— Какой ты еще зеленый, — словно читая мои мысли, сказала Сима. — А ведь в жизни все проще: кто за нас платит, тот нас и берет…
— Неправда, не все такие!
— Но мне-то лучше знать! Все!
И тут я сказал то, что наверняка не следовало бы говорить:
— Может быть, только те, у кого нет детей!..
Слова мои вдруг привели Симочку в состояние такого необузданного бешенства, что а первые мгновения я даже не понял, что же я такое нагородил. Предо мной была уже не «женщина-факел», а шаровая молния, готовая меня испепелить.
— Да?.. Нет детей?.. — в голос завопила она. — Сколько же мне все это терпеть? Все тычут в глаза, теперь еще и ты пришел попрекать?! А это что?.. Это, я спрашиваю, что?..
Одним движением она отодвинула стекло книжного шкафа и повернула полку вместе с аккуратно выставленными томами собрания сочинений Виктора Гюго, которого наверняка не читала. Выхватив из тайника фотоальбом в бархатном переплете, распахнула его передо мной.
На развороте я увидел на всех фотографиях одну и ту же девчушку пяти-шести лет в разных позах и ракурсах — с бантиками и без бантиков, в платьице и в штанишках, с куклой и без куклы, с бабушкой и без бабушки.