Снежный ком
Шрифт:
Я спрыгнул с телеги, стал в сторонке и принялся высматривать своих дружков.
Кто-то кого-то встречал, кто-то кого-то догонял, все друг другу помогали, а скорей мешали. Две девчонки еле тащили на палке рюкзак, да и не рюкзак, а рюкзачок. А какой-то дылда, хвастаясь своей силой, волок сразу три чемодана: два через плечо, третий — в руке, а в другой — битком набитую сетку в придачу… Смех, крик, беготня, команды… Серьезный парень в штормовке пытался навести порядок, его толкали и не слушали. Вся эта неразбериха продолжалась до тех пор, пока вещи не оказались сгруженными на берег, а прибывшие не построились и не ответили на перекличку нашего командира отряда —
Я тоже встал в строй, крикнул: «Здесь!», когда Юра назвал мою фамилию. После переклички подошел к своим дружкам — Коле Лукашову и Пете Кунжину. Но тут совершенно неожиданно меня подхватила по пути Лялькина новая знакомая — пестрая Катя.
— Ну что, герой, прозевал свою Ляльку? — нахально глядя на меня, спросила она.
— А ты откуда знаешь?
— Все знаю… Знаю, что она с Аполлинарией Васильевной и двумя симпатичными летчиками в город укатила.
— По делу и укатила, а не с летчиками, — попробовал я перевести разговор на серьезный лад и в то же время давая понять, что я хорошо знаю, где Лялька.
— Это еще неизвестно, по какому делу, — парировала Катя. — Часы-то еще не раздумал ей покупать? Посмотри-ка… Швейцарские, двадцать девять камней, и все драгоценные… Сто двадцать «рэ».
На руке у пестрой Кати я увидел не швейцарскую «Омегу», а наши часы «Кардинал», которые мы делаем на экспорт. Мне было хорошо известно, что стоят эти часы ровно вполовину меньше.
Чуть было я не сказал все это Кате, но какое-то настороженное чувство меня удержало.
— Это как наш «Пилот»? — спросил я простодушно. — Тоже ведь двадцать девять камней?..
— Сравнил! — пристыдила меня Катя. — «Кардинал» — всемирно известная швейцарская фирма! У меня есть ребята, им из-за рубежа привозят целыми партиями. Можешь и своим дружкам сказать. И сам готовь денежки…
И опять что-то меня удержало от желания немедленно разоблачить эту пеструю девицу. Если советские экспортные часы поступают к ней «целыми партиями», то это пахнет не только крупной спекуляцией, но и крупным хищением. Значит, работает целая группа: тащат со склада или с базы, а может быть, прямо с завода партиями, а потом в розницу продают.
Не поворачивая головы, я не столько увидел, сколько ощутил боковым зрением двух довольно мрачных парней — высокого и покоренастей — лет по двадцати пяти, исподволь наблюдавших за мной и Катей.
— Деньги я почти приготовил, — со вздохом ответил я. — Больно дорого просишь…
— А ты хотел швейцарские часы за полсотни купить?
— Ладно. Когда и где тебя найти?
— В бригаде у Лариски. Я сама тебя найду!.. Извини, мне пора: надо девочкам помочь…
Катя исчезла. Я остался один и словно невзначай пошел в направлении, где стояли наблюдавшие за мной парни — охрана Кати. Я постарался их хорошенько запомнить. Один — повыше ростом с узким интеллигентным лицом, быстрыми и внимательными глазами, другой — коренастый, с коротким ежиком прически, клином наехавшей на низкий лоб, с толстой, как у барбоса, физиономией «всмятку». Оба — в защитного цвета «энцефалитках», таких, как у большинства ребят и девчат. «Значит, и здесь Катя не одна, а это уже серьезно…» Мне было непонятно, где и при каких обстоятельствах познакомилась с ней Лялька? Что у них общего? Хотя… Ехали в одном эшелоне с одним и тем же стройотрядом… Лялька могла и не распознать, что за птица эта пестрая Катя и чем она промышляет. Но Катя — исполнительница, низовая торговая точка, парни — контроль и охрана. А где база? Откуда поступает продукция?.. Говорить ли об этом Фролу или хотя
И все-таки мне захотелось как можно скорее повидать дядю Фрола, почувствовать рядом с собой близкого порядочного человека и осторожно намекнуть ему, что появилась подозрительная компания. А может быть, Фрол что-нибудь посоветует, как мне быть с Лялькой и Темой.
Совершенно разбитый от всего пережитого сегодня, я осторожно подошел огородами к дому Аполлинарии Васильевны, вскарабкался на пень и заглянул в слабо освещенное окно.
Икона Рублева
Картина, которую я увидел, заглянув в окно, настолько меня поразила, что я едва не свалился с пенька.
При тусклом колеблющемся свете лампадки кто-то, завернутый в белый саван, маячил перед образами между полом и потолком.
Я зажмурился и не сразу открыл глаза: человек в белой рубашке, замотанный в простыню от подмышек до колен, по-прежнему пребывал в пространстве перед иконами, занимавшими весь красный угол комнаты Аполлинарии Васильевны. Видел я его со спины: из-под простыни торчали голые икры, а вот голову закрывала ветка фикуса, вымахавшего до самого потолка.
Теперь-то я уж точно рассмотрел, что человек этот, слава богу, не висел в пространстве между небом и землей, а стоял на скамье в домашних шлепанцах и держал в руке зажженную свечу, подняв ее выше головы.
Зачем ему свеча, когда во всех соседних домах горел нормальный электрический свет? Пробки перегорели? Так их же плевое дело починить.
Только тут я с опозданием осознал, что человек этот — мой дядюшка Фрол, которого, видимо, Клавдий Федорович привез к себе, на свою половину дома. Вместо того чтобы лежать, дядя Фрол стоял на скамейке, завернувшись в простыню, забыв о своем обострении и физической боли, об открывшейся ране, и в таком виде изучал иконостас.
Час от часу не легче! Ему ведь надо лежать!.. И почему никого нет дома?..
Надо сказать, что обе половины жилья сообщались, и Фрол с тетей Машей, построившись вместе с Клавдием Федоровичем и Аполлинарией Васильевной, настолько сдружились, что жили почти одной семьей.
Судя по всему, Аполлинария Васильевна не вернулась еще из города, а тетка Маша ушла то ли к соседям, то ли к нему же — своему Фролу в больницу: отправилась огородами напрямик, вот и разминулись…
Теперь мне все стало ясно. Клавдий Федорович отвез дядю Фрола на своих дрожках, они и видели, как Тема прятал под сараем ворованные керамические трубы. А это значит… Но пока что я не очень торопился делать выводы…
Я обошел дом и заглянул в другое окно с боковой стороны. Теперь между мной и дядей Фролом была лишь сетка от комаров. По-прежнему он пребывал на скамейке в своем странном одеянии и странной позе. Но какое у него было лицо! Я увидел глубокий взор человека, переживающего минуты постижения таинства. Мягкие, добрые черты дяди в колеблющемся свете свечи приобрели вдруг непривычную четкость и твердость. Небольшая бородка и коротко остриженные усы, широкое лицо с высокими скулами, внимательные серые глаза — все выдавало в нем истинного славянина. Наденьте на него шелом, и вот он перед вами — древний витязь из былин, вышедший на бой с идолищем поганым или псами-рыцарями, стремившимися еще в древние времена поработить святую Русь.