Снежный ком
Шрифт:
На другое утро часов в пять я был уже на реке. Мне, и правда, хотелось побыть одному, обдумать, что произошло, прикинуть, что делать дальше.
Удочки я взял у дяди Фрола, червей накопал в огороде Аполлинарии Васильевны и, едва занялась зорька, отправился на речку. Шел огородами, чтобы не попадаться особенно никому на глаза: поймаешь вместо рыбы каких-нибудь ершей — засмеют…
Место я выбрал у переката, там, где наметилась недалеко от берега быстринка, раскинул снасти и принялся ждать.
Сначала я надеялся, что попадется на крючок что-нибудь путное, но… верно сказано: «июнь — на рыбалку плюнь», поэтому, когда стали одолевать ерши, я, не снимая с крючка очередного представителя колючего племени (авось на ерша судак клюнет), задумался о своем житье-бытье, о том, что меня ждет.
С неделю я не писал маме, а она тоже работает в магазине продавцом и наверняка встречается с такими, как Тема. Может быть, что и посоветует мне? Поговорить бы с отцом, но отец у меня — моряк, ушел в загранплавание, сейчас в океане, подходит то ли к Кубе, то ли к Мексике. Братьев и сестер у меня нет. Маму тоже не хотелось бы пока посвящать в свои сердечные дела, тем более что хвастаться нечем. Насчет Ляльки она, конечно, кое о чем догадывалась, но, как сама говорила, «до Ляльки у меня нос не дорос», ей, видите ли, серьезный жених нужен. А я, выходит, несерьезный…
С Ляльки я мысленно переключился на пеструю Катю, которая со вчерашнего вечера очень даже заинтересовала меня своим отношением к Теме… Потолковать бы с нею доверительно, по-человечески, без ухаживаний. (Мои ухаживания ей наверняка не нужны.) А тут черт принес, как назло, этих двух парней. Надо же так: вчера мы с Катей на скамейке сидели, сегодня, как шальные, с хохотом из магазина выбежали. Ей это надо, чтобы Тема все видел и ревновал. А мне-то зачем? От этих парней по шее схлопотать? Знает ли Катя, что за прохиндей Тема? Или ей, так же как Симочке и Ляльке, наплевать, откуда у Темы деньги, лишь бы они были?
Раздумывая примерно так, я мысленно нет-нет да и возвращался к истории с трубами. Вот бы загребли Тему за эти трубы годика на полтора, сразу бы стало легче жить… Так ведь не загребут! Отбрешется. Вынесут «частное определение» — «поставят на вид», — милиция у нас гуманная… Хотя… С милицией тоже шутить не стоит: мы с дядей Фролом уже провели как-то чуть ли не целую ночь в городском отделении, и опять-таки по милости Темы.
Как потом оказалось, вся эта история была тонко продуманной Теминой местью. А мстил он своему бывшему шурину только за то, что тот живет на земле. Своей честностью и порядочностью Фрол доводил Тему до бешенства и толкал его на самые неожиданные, а порой и просто дикие поступки. И хоть все это произошло уже больше чем полгода назад, в памяти осталось все до мельчайших подробностей, настолько нам Тема насолил.
Город, в котором мы живем, в десятке километров от Костанова. Между нашими домами — моих родителей и Темы всего-то три-четыре квартала. Дело было поздней осенью, морозец уже остеклил лужи и небольшие водоемы. Первая метелица выбелила снегом деревья и кусты, но земля была еще теплая, и снежок этот таял на тротуарах, разводя по улицам слякоть и мокреть.
В одну из ноябрьских пятниц Фрол был у нас в городе в гостях, и мы с ним готовились в субботнее утро отправиться по перволедью на рыбалку. Для того, чтобы выехать в Костаново пораньше, договорились заранее подготовить снаряжение, проверить снасти.
Мы уже отшлифовали блесны и мормышки, убрали инструменты, вымылись под душем и сидели в домашнем одеянии — я в лыжных брюках и в свитере, дядюшка Фрол в своем рыбацком костюме неопределенного цвета и вида — что-то полувоенное — пили чай, как сейчас помню, с клубничным вареньем. И уж никак не ждали мы в этот вечер приключений, как вдруг у входной двери раздался длинный, захлебывающийся звонок. Дядя Фрол пошел открывать, и я услышал его не очень довольный голос:
— Хорош!.. Где же ты так набрендился?
Я выглянул из-за его плеча и увидел Тему в почти отключенном состоянии.
— Н… не важно где, — с достоинством сказал Тема и добавил проникновенно: — Р… ребята, доведите домой!..
Проще было бы оставить Тему у нас и никуда его не вести. Но кому охота выслушивать пьяные бредни, объяснения в любви или претензии.
— Ладно, Борька, одевайся, — скомандовал дядя Фрол, — отведем его… И, сунув ноги в чесанки с галошами, те, что приготовил к выходу на лед (в них и приехал к нам), стал натягивать полушубок.
Я тоже надел теплую меховую куртку, шапку-ушанку, и мы, подхватив Тему под руки, повели его домой. Благополучно юзом спустили с лестницы, вышли из подъезда на улицу и чуть ли не волоком потащили вдоль бульвара, отворачиваясь от любопытных взглядов сидевших на скамейках парочек, которым и ноябрьская стужа была, как говорится, не в укор.
Только я подумал: «Слава богу, плывем помаленьку», как Тема, будто услышал мои мысли, запнулся обо что-то и повис у нас на руках.
— Погоди, Боря, — остановил меня дядя Фрол. — Кажется, у него съехали штаны…
И точно: у Темы то ли на брюках пуговицы оборвались, то ли он поясной ремень не затянул, но именно съехавшие вниз штаны не давали ему идти. Мы их поддернули и двинулись дальше, но штаны опять катастрофически поехали вниз.
— Давай, положим его на скамейку, застегнем как следует и тогда уже двинем дальше, — предложил дядя Фрол.
Тема не возражал, охотно вытянулся на скамейке, видимо решив, что он уже дома.
Когда все пуговицы были застегнуты и ремень подтянут, на весь сквер раздался вдруг заливистый милицейский свисток.
Сначала мы с дядей Фролом и внимания на него не обратили, но, оказалось, свистели нам…
Перед нами, как из-под земли, вырос молодой милиционер с очень строгим лицом и требовательно сказал:
— Предъявите документы!
— Какие могут быть у нас документы? — добродушно ответил дядя Фрол, и его светлые брови полезли вверх к меховому козырьку. — Живем мы вон за тем углом в Лесном переулке, ведем подвыпившего свояка к нему домой.
— Так свояков не водят, — отчеканил милиционер и, наклонившись к мирно дремавшему Теме, спросил: