Снежный ком
Шрифт:
Перебравшись через бетонные конструкции, я обошел штабель силикатного кирпича, потом — будку с цементом, большой чан с известью, стоявший у самой стены строившейся школы, и наконец-то вышел к тому месту, где работала Лялькина бригада.
Я отлично понимал, что от девчонок мне достанется по первое число: народ этот изобретательный и беспощадный, так возьмут в оборот, только успевай поворачиваться. Но ради Ляли, лишь бы с нею помириться, я готов был выдержать любые испытания.
Я еще надеялся, что об истинных причинах моего появления здесь догадался один только командир отряда Юра. Увы! Я даже не подозревал, насколько ошибался. У девчонок такой нюх на сердечные дела, что разоблачили они меня в первую же минуту, а во вторую уже полностью морально уничтожили. Издевательства начались тут же, лишь только я появился на строительной площадке.
Еще издали заметив, где там на верхотуре работает Ляля, я, бодро насвистывая, деловито обследовал медленно вращавшуюся бетономешалку, чтобы, как наказал Юра, делать раствор для Лялькиной бригады. Мне хотелось как можно незаметнее включиться в работу. Не тут-то было!
Первой меня увидела с верхотуры пестрая Катя. Точно как сойка в лесу всех оповещает, кто, куда и зачем пошел, Катя завопила на все Костаново:
— Девочки! Смотрите, кто у нас сегодня в гостях! Привет пополнению!
Я сделал вид, что это не мне, взял спокойно ведра и отправился в крытую будку за цементом. Катерина увидела мое бегство и завопила пуще прежнего:
— Боренька! За что тебя обидели? Столяр-краснодеревщик, а к нам в подсобники попал?
Все бросили работу, смотрели на меня и ехидно скалили зубы. Только Лялька в мою сторону даже глазом не повела.
Тут-то и началось. С легкой руки Кати девчонки затараторили наперебой с фальшивым сочувствием:
— Привет, Боренька!
— Рады тебя видеть!
— В нашем девичьем коллективе!
— Не приставай к человеку, видишь, старается!
— А ему с Лялей помириться надо!..
— Боря, ты почему без галстука пришел?
— А цветы где?
— Хоть бы коробку конфет принес!
— Лучше — мороженого!
— Лимонаду девочки, жарко-то как!..
Я молчал. Пусть языки почешут. Надоест — перестанут. Все-таки ужасно несерьезный народ эти девчонки… Чтобы сохранить достойную позицию, попробовал отшутиться:
— Не за что вас лимонадом поить, плохо работаете!
Что тут поднялось! Лучше бы я рта не раскрывал! Каждая кричала с ее точки зрения нечто остроумное, задевая и соседку оправа, и соседку слева, а заодно и меня, и Ляльку.
Это был наглядный пример моей «теории относительности для женщин», когда все воевали против всех, утверждая себя и понося других.
Я терпеливо переждал весь этот бедлам и, улучив минутное затишье, фальшиво-бодрым голосом спросил:
— Бригадир, что будем делать?
Лялька никак не ответила на мой вопрос, будто меня здесь и не было.
Пестрая Катя о чем-то перемолвилась с ней вполголоса, крикнула сверху:
— Бригадир сказала, делай раствор и за бетономешалкой смотри, а потом будешь нам кирпич подносить!
Тут я совсем некстати расхрабрился на свою голову:
— Между прочим, я понимаю и без переводчика!
Катя еще раз о чем-то пошепталась с Лялькой и так же отвратительно громко завопила:
— Бригадир сказала, что таким, как ты, и десять переводчиков не помогут!
На подобную грубость я решил просто не отвечать.
Среди девчат пролетел, как ветерок, подозрительный смех, потом стало вдруг неожиданно тихо. Не сразу я понял, что это остановилась бетономешалка.
— Боря! Боренька! — завопила сверху пестрая Катя. — Ток отключили, бетономешалка остановилась! А раствор нужен! Вся работа встанет! Там у нас ручной привод приспособлен! Покрути, родной!
«Ладно, — думаю, — покручу…»
Я подошел к бетономешалке и увидел, что тут и правда приспособлена «малая аварийная механизация»: когда отключается электромотор, бетономешалку можно вертеть вручную… Только попробуй ее, дьявола, повернуть! Она хоть и на подшипниках и на шестеренках, а ведер десять раствора наверняка вмещает! Два часа покрутишь, на третий и богу душу отдашь…
Только я взялся за ручку и начал крутить трижды клятую бетономешалку, как взрыв хохота на лесах остановил меня. Я оглянулся. Вроде ничего особенного не случилось: пестрая Катя, спустившись на землю, проверяла исправность рубильника и предохранителей в коробке на высоковольтном столбе, мне добреньким голоском посоветовала:
— Ты крути, Боренька, крути, не обращай внимания. Зарабатывай Ляле на часики. Сейчас пойду, электрика поищу, может, он починит мотор…
«Ладно, — думаю, — поищи. Покручу, пока электрик придет. Еще неизвестно, кто из нас «заработает на часики», ты или я…»
Несколько позже я понял, что пеструю Катю недооценил. Оказалась она такой язвой — почище Великого Инквизитора средних веков, того самого, что из живых людей жилы тянул. И все потому, что я, вместо того чтобы по сторонам смотреть и соображать, что к чему, весь был поглощен главной мыслью: как относится к моему появлению на стройплощадке Ляля.
А она никак не относилась, и я с унынием отметил про себя, что, кажется, мы с ней поссорились всерьез.
И тут снова сдержанный смех донесся до моего слуха. Я оглянулся и только теперь понял, почему всем так весело.
В тот день, когда прибыл в Костаново студенческий стройотряд, на высоковольтный столб с черепом и костями какой-то остряк прицепил надпись: «Веселый Роджерс тоже пренебрегал техникой безопасности». Сейчас же, вместо этого полезного напоминания, под черепом с костями, после того как у столба побывала пестрая Катя, красовалась надпись: «Он тоже был когда-то влюблен в Лялю Кулик».
Меня всенародно разоблачали, садистски издевались, потешались над моими чувствами! Эти безжалостные нахалки откровенно хохотали, перебрасываясь шуточками, а я должен был все это терпеть! Я уж хотел плюнуть на все и уйти, но тут меня осенило: «А ведь именно этого и добиваются эти зловредные создания в заляпанных известкой комбинезонах: они хотят рассорить меня с Лялей, добиться, чтобы я ушел, нажаловался командиру отряда, чтобы потом всенародно поносить меня, как склочника, или утешать и соболезновать: «Ляля, мол, плохая, не ценит тебя, а мы — хорошие..» Это или из зависти, или чтобы проверить мои чувства.