Снежный ком
Шрифт:
— Как еще почти такой? — не веря своим ушам, переспросил дядя Фрол.
— Часа через полтора на том же месте взял.
— Все! Лещевую тропу нашел! — потерянно проронил дядя Фрол. — Я ж ее по всей реке сколько лет ищу… — продолжал он. — Погоди, у меня безмен есть, надо взвесить. Чтоб ты не говорил потом, будто твои лещи больше были.
Я быстренько спустился с сеновала и еще застал конец сцены взвешивания лещей. Обмен мнениями по этому поводу состоял из одних восклицаний: «А-аа-а! О-о-о-о-! И-и-и-и! Ух ты!..» В этой истории необычным было даже то, что Тема подарил Фролу
Позавтракав у тети Маши, я отправился на работу, раздумывая, что же произошло за последнее время?
Теперь-то мне стало совершенно ясно, почему так старается хитроумный Тема: ему надо во что бы то ни стало выжить Фрола из собственного его дома. Но ведь это не докажешь? К Фролу заглядывает он редко: тетя Маша его не любит. Но вот оценщика иконы присылал наверняка Тема, и я постарался припомнить, как об этом рассказывал дядя Фрол.
Явился какой-то жуковато-жуликоватый субъект и словно бы случайно обратил внимание на иконостас. Хорошо еще, что дядя Фрол был дома. «Без хозяйки, говорит, не разрешаю икону вблизи смотреть». А гость все-таки взобрался на табуретку, еще и фонариком себе посветил. По этому фонарику Фрол и догадался, что гость непростой и в дом приходил не случайно. А теперь еще Тема рыбалкой душу растравил, и, кажется, в самую точку попал.
Зайдя на другой день, я увидел, как Фрол парил зерно, смачивал его анисовыми каплями, подсолнечным маслом. Сварил манную кашу с толченым и просяным жмыхом, что прислали ему по почте из Краснодарского края. Перекопал весь огород в поисках червей.
Сутки готовился, а на вторые сутки к ночи сгинул из дома.
Видели его на реке и в районе зеленой куги, и на перекате, где я назначал встречу капитану Куликову, ловил он и в районе зимовальной ямы. Но давно уже известно, «июнь — на рыбалку плюнь»: рыба гуляла по всей реке, где ей только вздумается, и ловиться, хоть ты ее убей, не хотела.
Тогда Фрол стал заготавливать «бомбы» — глиняные шары, куда замешивал и пареные пшеничные зерна, и дождевых червей, и круто сваренную овсяную кашу, а потом в сумерках уходил из дому и тайно опускал эти «бомбы» в реку без шума и всплеска в самых, по его мнению, уловистых местах и начинал ловить. Течение размывает глину, прикормка плывет вниз по реке, а по этой дорожке к «бомбе» собираются лещи полакомиться зернышком или червячком — кейфуют… Тут им Фрол потихоньку сверху червячка и опустит… Все равно, окаянные, будто и не замечают ничего — не берут! Дядя Фрол опять сидит…
Разгадка успеха Темы пришла совсем с неожиданной стороны. Поранил я палец в своей мастерской и побежал в медпункт на перевязку, где, как всегда, дежурил Клавдий Федорович. Он мне залил ранку йодом, перевязал палец и словно бы между прочим спросил:
— Что это я Фрола Ивановича третий день не вижу?
— Тема ему двухкилограммового леща принес, он теперь дни и ночи на речке пропадает.
— Дался ему этот лещ, жил бы спокойно, — только и сказал Клавдий Федорович. — Мне этих лещей тоже предлагали.
— Как предлагали?
— Обыкновенно, в ту же ночь, что и Тема… Сижу в медпункте, дежурю, истории
— Как же они таких огромных лещей поймали, — спросил я, теперь уже болея за честь дяди Фрола.
— Обыкновенно, аханом. Браконьерская сетка такая. Двумя лодками ее тянут поперек реки, так всю речку и процеживают. Вот и попадаются даже трехкилограммовые.
Надо было все это срочно сообщить Фролу, чтобы успокоился, но сейчас он, даже узнав правду, все равно будет искать лещевую тропу, потому что, как говорила в таких случаях тетя Маша, Фрол на трехкилограммового леща уже «намылился», а это — все: можно его убить, разрезать на мелкие кусочки, истолочь в ступе, он опять соберется воедино, пойдет на речку и будет ловить леща. Раздумывая так, я даже не предполагал, насколько дорого дяде Фролу в самом недалеком будущем обойдется его упорство.
Шило в мешке…
Но отсидеться в столярной мастерской в эти тревожные дни мне не удалось.
Является как-то малышка Люся, вся сияет от радости и, как будто не было никакой надписи красным кирпичом по белому полю, заявляет мне:
— Боря, пляши!
— Письмо от мамы?
— Горячее, горячее…
— Телеграмма? Поздравление с Днем строителя?
— Совсем холодно… Перевод от мамы! На восемьдесят рублей!
Вот это да! В жизни мне мама такие деньги не присылала. Ну там двадцать, тридцать рублей бывало частенько, но чтобы восемьдесят? Откуда?..
— Покажи!
— Сначала танцуй. И учти, за добрую весть с тебя ириски.
Вот уж бабья порода! Из всего они обязательно выжмут маленькую пользу. Нет, чтобы порадовать человека бесплатно!
— Ладно, будут тебе ириски.
— Я хочу сейчас. Давай тебя на почту провожу.
— Это не обязательно.
— Но желательно.
Честное слово, до этого разговора я гораздо лучше думал о Люсе. А оказывается, она такая, как все. Правда, кое-какие соображения меня удерживали от резких слов.
— Ладно, пошли…
А соображения были немаловажные. Неожиданно для себя я сделал величайшее открытие века! Оказывается, кроме «теории относительности» для женщин, когда старшая по возрасту обязательно придирается к младшей, я еще открыл для них же теорию «хватательного рефлекса». Каким образом? Совершенно неожиданно, с помощью Люси.
Гордая и неприступная Лялька, которая после нашей ссоры и смотреть на меня ие хотела, вдруг дрогнула и выдала себя с головой. «Ура!» И еще раз: «Ура!» Оказывается, ей вовсе небезразлично, с кем я бываю и о чем говорю.