Сногсшибательная Мэри

Ренделл Никола

— Заходи, чемпион! Только что забросил свежую партию в коптильню.

Когда мы входим, в зале начинается какая-то чикагская вариация приветствия. Все радостно восклицают: «А вот и он!», входящему внутрь Джимми. Я почти бессознательно освобождаю путь, чтобы Джимми мог первым пройти в комнату, но он помещает меня прямо перед собой, кладя руки на мои плечи, как будто хочет показать всем, что сегодня я на первом месте для него. Старик за барной стойкой касается своей шляпы и улыбается нам. Пухлая дама в крошечном фартуке целует его в щеку и горячо похлопывает меня по руке.

Однако вместо Джимми они все называют

его «Сокол»¹, что немного странно.

— Это что, название твоей улицы? — спрашиваю я, когда мы пробираемся к тускло освещённой кабинке. — Сокол?

Джимми молча ждёт, пока я разденусь, положив кончики пальцев на стол и наклонив голову.

Я снимаю шляпу.

— Ты типа «Скала»? Дуэйн, как его там? Как он? — я раскручиваю свой шарф и кладу его в сумочку.

Джимми кивает, берёт у меня пальто и вешает его на крючок между кабинками.

— Что-то вроде того.

Он садится, от чего скамья скрипит под его весом, и ударяется коленом об стол, заставляя свечу мерцать внутри держателя в виде консервной банки. Он такой массивный мужчина. Массивный, сексуальный, восхитительный и... В моей голове возникает образ, как мы с ним ломаем мою кровать. Треск, грохот, удары.

Официантка подходит к нам с маленьким и очень помятым блокнотом в руке. Я заказываю пиво, но полагаюсь на Джимми насчёт рёбрышек. Он заказывает две порции с кукурузой и картофелем для нас обоих.

Прошло уже лет сто с тех пор, как кто-то в последний раз заказывал что-то для меня. К большому удивлению, мне действительно это нравится. Это так захватывающе и сексуально. Никакого бормотания и мямленья на тему: «Пожалуйста, заказывай всё, что пожелаешь, кроме, может быть, рибая², потому что я не печатаю деньги». Ничего из этого. Просто раз, два, три — и теперь продолжим шоу.

Джимми-шоу.

Дело в том, что последнее время у меня на личном фронте небольшое затишье. Около года назад я разорвала помолвку с мужчиной, которого с тех пор не видела. И я счастлива. Счастлива как никогда. Последние несколько месяцев я снова начала ходить на свидания, но у меня не очень получалось. Парни, которые мне попадались, были либо на грани развода с расплывчатым ярлыком «разведены» в своих профилях на Match.com³ (лжецы!), либо просто намного старше меня, так что единственное, что у них на уме, — брак и дети. В моём возрасте окружающие начинают смотреть так, будто на их глазах моя матка начинает сжиматься, как чернослив, и все непременно хотят сообщить мне об этом.

Но когда дело доходит до разговора о детях, я начинаю думать, что со мной что-то не так. И это вполне возможно. Когда я вижу маленьких детей на улице или в своем Facebook, который теперь засорен фотографиями детей моих друзей, то пытаюсь найти внутри себя хоть какое-то небольшое пламя тепла, интереса или обожания. Я сморю на их пухлые щеки и маленькие носики и стараюсь почувствовать хотя бы что-нибудь, но всё напрасно. Я знаю, что у меня много любви, которую можно подарить, — стоит только показать мне собаку в жилетке-свитере, и я ничего не могу с собой поделать.

Как будто по команде в сумочке гудит мой телефон.

— Ты не против, если я проверю свои смски?

Джимми ошеломлённо смотрит на меня.

—

Я не могу поверить, что ты спросила об этом...

— Ну, не хочу быть грубой, — я улыбаюсь. — Ты вытащил меня сюда, да и вообще.

Он быстро почти смущённо моргает.

— Конечно, да, конечно.

Я лезу в сумку и нахожу телефон на самом дне. На экране сообщение от моей лучшей подруги Бриджит. На отправленном фото она очень знойная с новым макияжем «смоки айс», а на коленях у неё сидит Фрэнки Наклз⁴. Технически, он её собака. Технически. Под фотографией подпись:

Мамуля Мэри, где ты?

Повернув экран к Джимми, я говорю:

— Моя соседка по комнате пытается вызвать у меня чувство вины за то, что я не иду домой.

Я внимательно наблюдаю за реакцией Джимми, ожидая от него вполне понятного интереса, когда он увидит Бриджит. Парень просто человек, а Бриджит, как известно, заставляла водителей автобусов забыть о том, куда они едут. Но что удивительно, он смотрит на неё без особого интереса. Явно не так, как он смотрит на меня.

Что, знаете ли, фантастика.

— Чёрт возьми, — Джимми протягивает руку и растягивает изображение морды Фрэнки. — Он похож на эвока⁵.

Парень наклоняется, кладя свои огромные локти на стол, и все предметы начинают двигаться, как при морской качке. Я прижимаю руку к своей стороне стола и пытаюсь остановить образовавшийся хаос. Победа! Ни одна капля пива не пролилась.

— Его зовут Фрэнки Наклз.

— Господи, — фыркнув, говорит он, глядя на картинку. — Какой задира.

Ну, не совсем. Он весит 13 фунтов⁶, у него аллергия на пшеницу, он боится алюминиевой фольги и носит повсюду с собой наполовину набитого медвежонка-панду.

— Ты любишь собак? — спрашиваю я настолько небрежно, насколько могу.

В моей голове, клянусь Богом, я слышу главную тему из «Леопардов»⁷. Это момент истины. Не знаю, увижу ли я когда-нибудь снова этого парня, но мне бы хотелось. Не знаю, почувствую ли я когда-нибудь его губы на своих, но определенно хочу этого. И этот «собачий вопрос» может всё испортить. Я обнаружила, что люди, которые не любят собак, очень подозрительны. Однажды я узнала, что Тед Банди⁸ не любил собак, и подумала: «Не сомневаюсь, что так оно и было». Но этот парень, Джимми, настолько совершенен, что его ответ может привести к катастрофе. С моей удачливостью, он вполне может ответить: «у меня аллергия, или у меня двадцать девять кошек, или я больше люблю змей».

Пожалуйста, только не это!

— Я чертовски люблю собак.

И толпа сходит с ума!

— Я тоже, — говорю я, улыбаясь. Это преуменьшение, но я пока не буду называть себя сумасшедшей любительницей собак. Нежирным пальцем я набираю пароль. — Он брюссельский гриффон⁹. И все говорят, что он похож на эвока, но на самом деле я никогда не видела «Звездных войн», поэтому не могу подтвердить этого.

Джимми почесывает голову и бросает быстрый взгляд на бар.

— Никогда?